Измеритель
Шрифт:
– Стойте на месте. Оружие на землю.
Идущий первым боец поднял автомат над головой и крикнул в ответ:
– Свои. Вы там что, совсем ошалели от страха, уже своих не узнаете?
– Свои дома сидят, выходов на поверхность не было.
– Понабрали по объявлению, – пробурчал под нос сталкер. – Торгачева позови – начальника своего.
– Ждите. Позвал.
Раненого в старом комбинезоне осторожно опустили на землю, а говоривший с дозорным отстегнул маску, чтобы можно было рассмотреть лицо.
– Не узнаешь?
Охранник ничего не ответил, но и «ствол» с пришедших не отвел. Пришлось ждать.
За забором послышался торопливый перестук армейских ботинок, под весом
– Сержант, у меня ощущение, что нас тут не ждали, – сталкер довольно ухмыльнулся, видя расширившиеся от удивления глаза Торгачева.
– Отбой, – он надавил рукой на ствол автомата, опуская его вниз. Затем крикнул куда-то под ноги: – Откройте ворота!
Прогрохотал отодвигаемый засов, и створка бревенчатых ворот приоткрылась. Сталкер подхватил раненого на руки и занес за ограждение. Последним, оборачиваясь, зашел Максимыч. Пока Латышев передавал Алину в надежные руки охраны, которые сразу же унесли девушку вниз, сержант уже сгреб Максима.
– Черт везучий. Мы вас уже похоронили. А эту красавицу вы где нашли? Тут такой шум после их бегства стоял. Никто так и не понял, как они выскочили. Просто пропали, и все. А где вторая?.. – Сержант даже покрутился, как бы отыскивая пропажу, но, увидев выражение лица парня, стушевался. – Что, не было?
Максимыч отрицательно покачал головой.
Торгачев переключился на Латышева, а Максим, кивая в ответ на приветствия, пошел в сторону входа в убежище. Смешанные чувства обуревали его. Вот, вроде, и домой добрались, и Саныча он спас, и, главное, нашли они этот рассадник засранцев, а радости нет. Причиной этому прежде всего была погибшая Ира… Или все-таки пропавшая? Вот как судьба распорядилась: поставила все точки, сделала выбор за него. Казалось, вот жизнь все решила за тебя, а не может он принять этот выбор. Не его это выбор. Что это означает, что он сам бы выбрал Ирину? Трудно ответить на этот вопрос, но, чем больше он вспоминал пропавшую девушку, тем больше накатывала тоска. Хотелось вернуться на Чертов мост и выжечь огнем все гнезда, порвать на куски голыми руками это отродье, до последнего… или самому погибнуть. Тоже неплохой исход. Все равно будет легче, чем сейчас. Он даже остановился, насколько эта мысль показалась ему правильной. «Нет, не сейчас, импульсивные поступки никогда не были удачными, а месть не возвращает умерших».
Он открыл наружную гермодверь и зашел на лестницу. «А Алинка… разве она виновата? Виновата, как ни крути… Конечно, Иру никто насильно не тянул за собой, но подбила-то ее она, к гадалке не ходи. Алина уже наказана, и дело даже не в ранениях и не в пережитом – ей с этим жить. Самое суровое наказание. Но, несмотря на это, я не могу ее простить. Пока не могу. И смогу ли когда-нибудь?.. Не знаю, в чью пользу сделала выбор жизнь, но точно не в Алинкину».
Он даже не заметил, что давно пришел к внутренним дверям и так и стоит возле них, погруженный в свои мысли. В расстройстве Максим пнул дверь, и та ответила гулким звуком. Заскрипели распорки, тяжелая створка открылась, и… Максим невольно улыбнулся. В тесном коридорчике стояла огромная толпа, а впереди все те, кого он очень хотел бы видеть в данный момент: отец, мать, Данила и даже Молодой топтался в сторонке, смущенно опуская глаза. Не хватало только близняшек – одна сейчас, скорее всего, лежала в лазарете, а вторая… К горлу опять подкатил предательский ком. Сзади его подтолкнули. Максим обернулся, там стоял Латышев, его глаза, в противоположность суровости обветренного на поверхности лица, лучезарно улыбались.
Что было потом, Максимыч помнил смутно. Он только и успел, что оставить снаряжение и оружие в хозяйстве однорукого Никиты, как его сразу увели в «Тарантас», где он бесконечное количество раз пересказывал свои приключения: блуждания по подземельям, спасение Саныча, переход через Чертов мост. Молодой неоднократно оправдывался, что он не бросал своего командира. И как Максимыч ни убеждал его, что это он сам отдал приказ выбираться на поверхность, тот никак не мог успокоиться. Наверное, сильно терзала его совесть. Примерно на пятой попытке у Изотова закончились аргументы, и он предложил ему, выпив по рюмке на брудершафт, забыть былое. Это на некоторое время успокоило парня, оставив того с умиротворением на лице рядом со своим командиром. К тому моменту, как появился Латышев, Максим уже стал сильно уставать от внимания к своей персоне. Был тут только один положительный момент – за всеми этими празднованиями он совершенно забыл про близняшек. Но заноза сидела, и стоит ему остаться одному в тишине – боль вернется, он это чувствовал и знал, поэтому не стремился домой. Второе – в лазарете находилась Алина, и он не был уверен, что, встретившись с ней, не сорвется на нее, выплескивая всю накопившуюся боль.
Латышев пробился к их столику. Левая рука его висела на перевязи, он кивал знакомым сталкерам, которые не упускали момента, чтобы поздравить со счастливым спасением. Он всех знал, а многих научил ремеслу, поэтому был не только известен, но и уважаем. Сталкеры искренне радовались его возвращению. Данила снял раненую ногу со стула и указал на него другу. Саныч уселся и залпом выпил предложенную рюмку.
– Из нас двоих теперь выйдет один неплохой сталкер, – Данила сам заржал в полный голос собственной шутке.
Изотов улыбнулся грубому солдафонскому юмору.
– Где ты пропадал? Меня тут чуть на радостях не разорвали на множество маленьких Максимычей.
Саныч ухмыльнулся:
– Как говорится, с кем поведешься, от того и забеременеешь – отчет писал о походе. Военных же хоть не корми, только подай им немедля отчет или рапорт какой-нибудь, а лучше сразу все вместе. Вот пришлось осчастливливать Васильева. Он и от тебя того же хотел, но я отбил, решил уже не трогать. Завтра пойдем на военный совет – там сам все расскажешь.
– Я уже нарассказывался… вволю. – Максим покосился на соседние столики, где вовсю шло гулянье и через каждую минуту поднимались рюмки за смелость Максимыча, опыт Саныча и вообще за сталкеров, да и просто потому, что выпить хочется.
Молодой сидел напротив – наконец-то его простили и, прежде всего, он сам себя. Он был счастлив в полном смысле этого слова.
В легком подпитии Максимыч возвращался домой. Приятно осознавать, что дома тебя ждут. Мать – никогда Максим не забудет глаз, какие были у нее, когда он только вошел в бункер. Счастливые, но полные слез. Отец стоял рядом, нежно обнимая ее за плечи, и у него на лице вместе с радостью читалась гордость: «Смотрите – это мой сын!» Максим улыбнулся. Конечно, он еще огребет за свое безрассудство и авантюризм от матери. Но победителей не судят. Он рискнул, и риск оправдался – Саныч жив. И Алина…
Вспомнив о девушке, он сразу посерьезнел – улыбка будто смылась с его лица. «Надо ей рассказать все честно… нельзя так… Ну не смогу я жить с ней, а где-то глубоко внутри винить ее в смерти Ирины». Алкоголь придал решимости. Он приоткрыл дверь лазарета и просунул внутрь голову, чуть не коснувшись носом щеки матери – она стояла возле входа, прислушиваясь к его шагам.
– Ой, я тебя разбудил?
– Я не спала. С Алиной говорила.
Максим вздрогнул, было ощущение, что мама подслушивала его мысли.