Изнанка мира
Шрифт:
И теперь, после встречи в Гармоничном Парке, Сезулла не могла быть такой, как раньше. Она чувствовала это. Она поняла, что их взаимоотношения с Око-лонгом всегда были не такими, как ей хотелось бы. Не настоящими. Не искренними. Наигранными.
Буря чувств, разыгравшаяся в ее душе, разрушала сложившиеся с годами стереотипы привычек как ненужные ей больше преграды. Она не хотела, не желала и не могла ограничивать только-только родившийся в ней свежий и молодой порыв.
Сезулла, пропустив вперед ласка, вошла в свой сад. Под ногами привычно похрустывала бутеральная крошка. В воздухе все
— А-а-а, вот и наша долгожданная Нэил! — воскликнул Имия Лехх. Как видно, ему не терпелось поскорее приступить к трапезе. Он был по-прежнему голоден.
— Мы вас действительно немного заждались, — сказал Чонки-лао.
— Прямо вечер ожиданий! — вдруг ляпнул Солли-рок. Многосторонний, как всегда, сделал вид, что не заметил очередную бестактность гостя.
— Сезулла, — обратился к жене Око-лонг, — ты вовремя!
— Прошу извинить меня. Мы с ласком просто прогулялись.
Око-лонг внимательно посмотрел на нее:
— Ты, вероятно, немного устала. Но я думаю, что сейчас мы все отдохнем, расслабимся. На то и существуют юбилеи.
— Я очень люблю юбилеи! — воскликнул Имия Лехх. — Кстати, есть один интересный анекдот.
— Какой? — спросил Солли-рок.
— Про юбилей.
— Про юбилей без юбиляра? — спросила Нэил.
— Он самый, — подтвердил Имия Лехх.
— Этим нас не удивишь, — сказала Сая Нетт.
— Он вот с такой бородой, — показала Мецца Риналь. Наа Куппо молча улыбнулась. Возможно, она не знала этого анекдота. Но признаться в том ей не хотелось.
— Тогда я расскажу вам другой, — не сдавался Имия Лехх. Смутить его было не так-то просто. — Совсем новенький.
— С удовольствием послушаем, — сказала Сезулла Нэил. — Но только за столом, и чуть позже…
Из левой боковой ниши появился Свободный слепач. Он был искусным домовиком. Око-лонг ухитрился никому непонятным образом заключить договор на этого слепача на неограниченный срок. Через него многосторонний всегда имел возможность приобретать у фермеров — инт-кастеройян — натуральные продукты, выращенные "диким образом" без применения какого-либо искусственного стимулирования. Это были мелкорастущие ягоды, но с богатейшим комплексом витаминов; настоящие неразрезанные колбасы с повышенным содержанием мяса; первозданные овощи, о чем большинство кастеройян и думать забыло; подлинные зернистые сыры из самых хилых молочников, рацион которых целиком и полностью состоял из дикорастущих трав; всевозможные обворожительные напитки из чистейших сортов винобора — очарин, тонизил, тупр, раздражин, а также многое-многое другое.
В доме Око-лонга никогда не употребляли в пищу продукты, подвергавшиеся в той или иной степени химической, биологической, радиоактивной или какой-либо иной обработке. Не говоря уже вообще об искусственной пище. Положение, которое занимал в обществе многосторонний, позволяло ему вести такой образ жизни.
Слепач сделал Око-лонгу знак, означающий, что все готово, и исчез.
— Прошу к столу, — сказал многосторонний.
Он первым занял место в центре. Сезулла Нэил села справа от него. Остальные гости расположились кто как хотел.
И долгожданный праздник начался.
Юбилей Око-лонга набирал все
Радостный смех, звон алмазных бокалов, возбужденные голоса собравшихся сменялись эстрадно-театральными представлениями самых популярных артистов планеты. Дивно плавающие в воздухе радужные пузыри хмельных напитков и опьяняющие ароматы изысканных и редчайших блюд вдруг уступали место бодрящему и вселяющему безграничное личное счастье психовоздействию фокусников-душетворителей.
Зеркальный Подвальчик то плыл в бескрайние просторы морей, то барахтался в бурном потоке любовных страстей, то взмывал в захватывающую дух небесную высь, то погружался в кружащие сознание цвето-музыкально-иллюзионные бури, превращаясь в бесконечную площадку самого супермодного времяпрепровождения. Он вмещал как будто бы всех и все. Программа вечера, похоже, была неисчерпаемой и настолько многообразной, что без остатка вовлекала каждого в свой гигантский круговорот высокого искусства понимания истинных, волнующих душу творений. Она порождала величайшие возможности видеть, знать, получать и обладать всем этим удивительным миром желаний и удовольствий. Венцом происходящего постоянно оказывалась столь необходимая и сладостная психологическая разрядка.
Однако у Сезуллы Нэил все получалось как-то невпопад. Она очень старалась успеть вовремя засмеяться, сменить один наряд на другой, надеть самое модное губное платье, выйти, зайти, пошутить, улыбнуться, закричать, промолчать, сказать, дышать громко или вообще не дышать, смотреть — не видеть…
Нэил очень старалась. Очень, очень. Но Око-лонг, не помышляя о том, все-таки уловил ее внутреннее беспокойство, ее легкую неуверенность. Нэил как бы раздвоилась. Одна Сезулла мелькала здесь, но другой, которую Око знал всегда, рядом не было. Впервые в своей жизни многосторонний не ощутил повседневной доверчивой близости Нэил.
Исподволь он стал присматриваться к своей жене. Пожалуй, во всем ее существе только глаза оставались чем-то живым, ищущим. Глаза, которые в начале юбилея смотрели на Око с какой-то странной тревогой и будто бы смутной надеждой. Глаза, которые немного позже наполнились тихой грустью и приглушенной печалью. Глаза, которые уже перед тем, как Чонки-лао пригласил многостороннего в нишу соседнего подвальчика, стали такими далекими и словно чужими, затаив в своей глубине мучительные желания.
Нэил теперь не смотрела в сторону мужа. Око-лонг почувствовал, что она замкнулась в себе. Похоже, ей не нужны были никто и ничто.
«Что же с ней случилось?» — мучился Око-лонг. Многосторонний не пытался выяснить у нее причины душевного беспокойства. Он хотел сам понять суть происходящего.
С такими неприятными мыслями Око-лонг вырвался из очередного вихря светомелькающей пьесы о современниках и направился к Чонки-лао.
— Вам не понравилась пьеса? — поинтересовался тот, когда многосторонний пересек нишу. Ниша сегодня была слишком эластичной и слегка пружинила под ногами.
— Разве нам с вами она может понравиться? — Око-лонг сделал освещение в комнате еще более приятно-голубым и подумал: «Видимо, Чонки-лао заметил мое настроение. Надо быть разумнее».