Изнанка
Шрифт:
– Мне казалось, что эс во многом отражает наш мир. Рефлекторно... – сказал Альберт Агабекович.
– Не совсем точно. Трафаретирует и вытесняет.
– Такого не может быть, – возразил Аракелян. – Слишком грамотно С-пространство ведет бой. Логично. Не для нас, конечно, но собственная, внутренняя логика у него есть. И слишком уж она четкая для организма, живущего на одних инстинктах. А как доказано – мир, галактика, вселенная не могут быть разумны сами по себе. Если, конечно, не упираться в идею Бога или чего-то в этом роде... Так что, уважаемый Всеволод, ваша гипотеза грозится расползтись по
Всеволод снова окинул взглядом гостей, задержал глаза на Аракеляне и потом опустил их на свою коленку, не переставая мотать ногой.
– Профессор, я читал несколько ваших трудов, – проговорил он своим писклявым голосом. – Вы отличный ученый. Даже великолепный, блистательный, восхитительный... Знаете, чего вам не хватает для того, чтобы вас назвали гением? Косоглазия.
– Простите...
– Я образно выражаюсь. Гений должен быть косоглаз, чтобы, окромя необъятного разнообразия реалий, уметь видеть кончик собственного носа. Хотя бы иногда. Таким был Макушик – великий ученый нашего времени, которому я имел честь ассистировать. Венгр, как ни смешно, страдал легким косоглазием... После того, как он предсказал и доказал возникновение сшизов, я понял, насколько важно подчас увидеть что-то очень-очень близкое, давно примелькавшееся не только другим, но и самому себе.
– Давайте оставим философию для кухонных посиделок, – раздраженно перебил Павел Сергеевич.
– Так вот, что касается моей гипотезы... – Всеволод наконец перестал мотать ногой и выпалил: – Вы, профессор, правы в одном: эс неразумен. Он – всего лишь подсознание.
Все переваривали информацию добрую минуту. Рысцов даже прекратил рассеянно ковырять палочкой в вентиляционной прорези сломанного блока питания и поправил разболтавшуюся повязку на руке.
Наконец Альберт Агабекович оторопело улыбнулся и прошептал:
– Или надсознание.
– Как угодно. Это невообразимо сложная психоэмоциональная сфера чего-то большего.
– Значит, есть и... какой-то разум, которому подчиняется С-пространство, – сказал Аракелян, машинально сплетая и расплетая подрагивающие волосатые пальцы. – Значит, есть сознание, которое позволяет ориентироваться в окружающем пространстве, времени, обеспечивает многообразие поведения и целостность восприятия... Возможно, это даже осознает себя как личность... Просто невероятно!
– На этом предположении и основана моя гипотеза, – вздохнул Всеволод.
– Но это же открывает такие горизонты... Это расширяет границы нашего знания на порядок... Какой там, на несколько порядков! Интересно, вероятен ли контакт?..
– Так. Без бравады. Осталось добраться до этих нечеловеческих мозгов и размазать их, – встрял Петровский, и все заметили, как враждебно загорелся его здоровый глаз. – Правильно, Всеволод?
– Не знаю. – Ученый не отрывал взгляда от своей коленки. – Последствия невозможно предсказать...
– То есть в принципе контакт не исключен? – осторожно уточнил Андрон.
– Да. Но я не могу этого сделать.
– Почему?
– Изнанники...
– Не понял...
Всеволод снова вздохнул.
– Все не так просто, как кажется. Даже если допустить возможность уничтожения того, что управляет действиями эса... Тогда, с большой долей
– А мы зачем пришли?! – зарычал Петровский, и холмы мышц перекатились под его рубашкой.
– Я бы мог пойти на такое некоторое время назад... – спокойно ответил Всеволод. – Но теперь поздно. Развитие эса зашло слишком далеко... Появились изнанники.
– И что? – недоуменно хмыкнул Таусонский. – Как появились, так и пропадут, так-сяк. Не много ли чести для безмозглых уродцев?
– Вы не понимаете, молодые люди. Изнанники – новая жизнь. И она имеет такое же право на существование, как и мы с вами. Более того, эти создания, в отличие от нас, абсолютно ни в чем не виноваты.
Валера вдруг понял, что творится в душе Всеволода. Даже не понял, а ощутил. И вздрогнул от мелькнувших догадок. Он ужаснулся мысли, как можно вообще существовать с таким грузом на совести! Как можно жить, зная, что ты создал весь этот кошмар! Помня каждую секунду того вечера, когда твои пальцы выбили на клавиатуре последние знаки и цифры формулы С-волн... Маяться потом годами в каких-нибудь закрытых институтах, где военные и спецслужбы контролируют каждый твой вздох, и смотреть, как растет империя грез. После лечь под излучатель и навсегда уйти в эс, закупориться в «Изнанке» и все равно видеть, как люди теряются в дебрях снов, как рождается нечто, решившее, что настало время изменить облик человечества на свой лад, как рушатся города, как лишается опоры само право на жизнь в реальности...
Всеволод тем временем продолжил:
– Изнанник – неудавшаяся аватара человека. Со всеми его достоинствами и недостатками, болью и счастьем, любовью и гневом, горем и экстазом... Просто – нарисованная в иных координатах. Мы по сравнению с ними – высшие существа. Боги.
– Трансцендентная функция... – еле слышно прошептал Аракелян, глядя в пустоту.
– Вы обратили внимание на нелепые конструкции из шпал, когда шли сюда? А на мраморные плиты, уложенные вплотную и убегающие лентами в разные стороны? Неужели вы не поняли – что это?
Всеволод поднял глаза и вгляделся по очереди в каждого из четверых, пришедших за правдой. Никто не произнес ни слова. Ученый медленно опустил набрякшие веки, толкнувшие вниз две маленьких слезинки.
– Это дома и дороги...
Тишина пробуравила виски. Рысцов ощутил, как внутри что-то сжимается – что-то похожее на тугую пружину, готовую распрямиться. В нем запульсировало такое знакомое предчувствие... События сгустились. Они неумолимо требовали развязки.
Всеволод плакал. И никто не встал, чтобы утешить его. Каждый понимал, что слишком ничтожен для этого. А еще каждый знал, что ученый сейчас недостоин такого человеческого жеста.
– Они ведь скалькированы с нас. Только очень неправильно... – как-то хрипло и немного злобно произнес Всеволод. – В них заложено очень многое от людей. Они знают, что должны строить, мыслить, чувствовать. Но не умеют этого делать... И... никогда не научатся.
– Ты чудовище, – ровным голосом сказал Андрон.
– Да? – удивленно вскинул некрасивое лицо Всеволод.
– Ты просто палач, которого научили только пытать, держа жертву на пограничье.
Ученый растерянно смотрел на Петровского.