Изображая невинность
Шрифт:
Я же за сестру переживала люто, ибо точно знала, что страшилок про мертвецов она боялась даже больше, чем слизняков и пауков. Но, не подав виду, сестра отправилась на деревенское кладбище.
Дело было в конце августа, белые ночи остались в прошлом и, хоть и не сразу, но темнота опустилась на поселок. Сразу после этого, двое ее друзей-товарищей признали поражение и покинули кладбище. К середине ночи сдался еще один. Маринка терпела.
Узнав, что сестра осталась совсем одна, я решила, что пропадать лучше вместе. Приготовила чай с бутербродами, сложила плед и, покидав
Прислонившись спиной к покосившемуся надгробному кресту, Маринка обхватила тоненькими ручками коленки и звонко отстукивала зубами замысловатый ритм. Она была так бледна, что вполне могла сойти за одного из обитателей здешних мест, которых так боялись мальчишки.
Я уселась рядом с ней и налила горячий чай. Согревшись, сестра строго сказала:
– Родителям ни слова. А то прогоню. И больше никуда с собой не возьму!
– Хорошо, – тут же закивала я.
Так мы и встретили рассвет, закутавшись в один на двоих плед. Так и складывались наши дальнейшие отношения и приключения. Маринка была Дон Кихотом, а я ее верным Санчо Панса.
Но, похоже, сестра поменяла правила незаметно для меня. Только сейчас я ясно осознала, что часть ее жизни оказалась от меня скрыта, спрятана за семью печатями. И что делать с этим открытием я не знала. Также как и не могла понять, когда все началось?
Тогда ли, когда я начала встречаться со Стасом и меньше видеться с ней? Возможно. Но мне казалось, ничего не изменилось. Да, мы реже виделись. Но, с другой стороны, стали еще ближе. Она знала о самом моем сокровенном, ведь только с ней я делилась и мыслями, и чувствами своими.
Или, может, все переменило то ее кипрское приключение? Но ведь это было так давно, больше десяти лет назад…
Еще одним различием между мной и сестрой было то, что по складу ума я была сто процентным гуманитарием, а она, напротив, технарем. Но вечные споры физиков и лириков никогда нам не мешали. Что же касается выбора профессии, то сестре какие-либо мытарства были чужды. Она всегда знала, чего хотела и не боялась это взять. И не так уж и важно, что цель могла меняться на пути.
Заканчивая школу, решила поступать на химфак и поступила. Отучилась четыре курса и передумала. Но прежде чем родные успели заикнуться на тему «Все хорошо обдумай и взвесь». Сестрица уже перевелась на экономический факультет. Так что, семье не пришлось с ней спорить, а осталось лишь восхищаться целеустремленностью и решительностью Маринки.
В этот же год сестрица отправилась на Кипр вместе с подругой, отдохнуть от академических трудов и отпраздновать окончание сессии. Две недели спустя ее подруга вернулась в слякотный февральский Санкт-Петербург, а Маринка задержалась на теплом острове еще на два года. И не просто задержалась, а вышла замуж за местного жителя.
Хотя, конечно, назвать Кирилла местным жителем язык не повернется. Коренной Москвич, он перебрался на Кипр задолго до знакомства с сестрой и работал там по контракту в какой-то финансовой организации. Трудно сказать, чем они приглянулись друг другу, но свадьбу сыграли ровно через месяц после знакомства.
В честь сего
Два года спустя Маринка ушла от готового броситься с высокой скалы в море Кирилла. И не к кому-нибудь, а к владельцу его фирмы. Второй муж Маринки, Юра, тоже был русским и сестрицу обожал. Он был старше любимой супруги на пятнадцать лет, но обладал шестью кубиками пресса, темными гипнотическими глазами и редкими навыками, о которых сестрица рассказывала улыбаясь по-кошачьи, а я слушала, краснея до ушей.
Однако и второй муж Маринке вскоре наскучил. Вместе с ним и заморский берег. Сестрица вернулась в родной город, устроилась в солидную фирму и ни о скором замужестве, ни о переезде в другие страны не помышляла. Хотя с Маринкой, конечно, угадать было невозможно.
С обоими мужьями она поддерживала хорошие отношения до самой гибели. Оба они приезжали на похороны, и боль их была столь же сильной, как и моя собственная.
Маринка не скрывала, что оба супруга щедро одаривали ее в браке и выплатили впечатляющие откупные при разводе. Я никогда не интересовалась размером их щедрости. Но в деньгах сестра никогда не нуждалась – в этом сомнений не было. К тому же, она и сама более чем достойно зарабатывала.
«Вот откуда эти деньги и недвижимость, – засыпая, думала я. – А я-то напридумывала, насочиняла…Нет здесь никакой связи с ее гибелью. Это был несчастный случай. Банальный несчастный случай – не больше. Такое может случиться с каждым. И с богатым, и с бедным».
Утром следующего дня мама занялась банковскими делами, а я отправилась к нотариусу. Стоило перешагнуть порог конторы, как я услышала грозный рык Коновалова:
– … если бы ты не была моей дочерью, я бы уволил тебя еще в прошлом месяце!
Дабы не услышать еще чего-нибудь лишнего, я громко хлопнула дверью, возвещая о своем появлении (увлекшиеся ссорой нотариус и его помощница звон колокольчика не услышали). Из кабинета тут же показалась Ярослава, но, вместо того чтобы поздороваться, побежала прочь, на ходу вытирая слезы.
Коновалов пришел в себя быстро, выглянув в коридор выглядел по-деловому, без намека на переживания (а впрочем, вовсе и не обязательно, что он переживал, просто орал, считая крик отличным методом воспитания).
– Присаживайтесь, пожалуйста, Софья Дмитриевна, – указал он на стул и, подождав пока я сяду, продолжил. – Из нашего утреннего разговора я понял, что у вас появились какие-то вопросы касательно завещания вашей сестры.
– Все верно. Разбирая бумаги Марины, я обнаружила документы на недвижимость, – положив перед его носом документы, я подождала пока он изучит их и продолжила. – О ее существовании я не знала. Возможно есть еще что-то, о чем вы хотите мне сообщить? Зная аккуратность сестры в подобных вопросах, я абсолютно уверена, что, если она взялась за составление завещания, то непременно указала…