Изображая невинность
Шрифт:
– Да, это так, – не дослушав перебил он и поморщился, словно от зубной боли. – Ваша сестра действительно указала полный перечень всего своего имущества и реквизиты банковских счетов. Однако… он утерян.
– Простите? – опешила я.
– Понимаете, – покрываясь красными пятнами, стал объяснять он. – У меня работают две помощницы. Одна только что ушла в декретный отпуск, и на ее место я никого не успел взять. А вторая… новенькая.
– Рада за вас, – не зная, что на это ответить, пробормотала я. Он расценил это по-своему.
– Но я заверяю вас, что в самое ближайшее время мы
Его речь была длинной и витиеватой, но особой надежды в меня не вселила. Куда мог пропасть Маринкин список и почему не были сделаны копии нотариус и сам не знал. Мне оставалось лишь смириться и терпеливо ждать.
И все же покоя в моей душе не наблюдалось. Натура романтичная назвала бы это предчувствием грядущих испытаний. Я же списывала все на усталость и пережитый стресс, категорически отказываясь прислушиваться к голосу интуиции.
Поглощенная собственными мыслями, я спешила на Таврическую и не смотрела по сторонам, за что и поплатилась. И не только я.
Налетев на проходящую мимо девушку, я едва не сбила ее с ног. Сумка барышни рухнула на асфальт, документы из открывшейся папки разлетелись по улице. Мы тут же бросились их собирать, пока поднявшийся ветер не успел унести бумаги прочь.
– Простите, пожалуйста, простите, – бормотала я, протягивая бумаги девушке.
– Ничего страшного, – заверила она. А я удивленно воскликнула:
– Нина?
– Мои очки… – шаря рукой по асфальту, смутилась она. Похоже, без них я была одним большим цветастым пятном, узнать которое, при всем желании, она не могла.
Я углядела потерю совсем рядом с ее ладонью и поспешно подняла их.
– Держи.
Водрузив на нос очки в тяжелой роговой оправе, Нина взглянула на меня по-новому и широко улыбнулась:
– Сонечка!
Обвив мою шею руками, звонко расцеловала в обе щеки. По-прежнему прижимая документы к груди, затараторила:
– Как же я рада, как рада видеть тебя! Ты прости, пожалуйста, меня бестолковую, что налетела так!
– Что ты, – испугалась я. – Ведь это я иду куда ни попадя!
– Ох, не оправдывай меня! Это все из-за посольства. Уж так я перенервничала, да переволновалась, что ничего не вижу и не слышу теперь!
– Посольства?
– На визу американскую документы подавала, – поспешила объяснить она. – Сегодня собеседование назначили. Здесь, рядышком. Через два дома. Не знаю, дадут али нет. Но уж очень хочется, чтобы все прошло хорошо. У нас проект с одним из американских университетов. Осенью пригласили в Штаты для совместного исследования. А я так растерялась, что даже язык забывать начала, представляешь? Вот ведь балда какая, а готовилась, старалась, и тут, как назло…
– Ничего, – утешала я. – Уверена, что все прошло гладко!
Нина грустно кивнула, но тут же взгляд ее изменился. На щеках появился легкий румянец. Она машинально поправила очки и смущенно сказала:
– Ты прости меня, Сонечка, что я о такой ерунде. Как ты? Как мама?
– Все хорошо, – поспешила заверить я.
Она не поверила. Но с расспросами лезть не стала. Нина хорошо знала всю семью и когда-то была частым завсегдатаем нашей кухни.
Она училась вместе с Маринкой на химфаке, но науку
Подруги были очень разными людьми. И внешне, и по характеру. Маринка – умница, красавица, воспринимавшая риск как норму жизни. Наташа, чьи движения всегда плавны и неторопливы, а пышные формы неизменно приковывают взгляды мужчин, как и сестра, была склонна к авантюрам. Но, в отличие от Маринки, предпочитала читать о них в книгах. А в жизни действовать словно понаписанному в рецепте: сухо и рационально. Нину же назвать красавицей было трудно, зато умницей несомненно. Высокая и очень худая, она не отличалась красотой изгибов и наличием форм, всегда носила немного странную мешковатую одежду и укладывала скромненькие волосики в забавный пучок на макушке. Огромные очки прятали ее красивые глаза и были слишком велики для тоненького личика. Зато ее академические и научные успехи били все возможные рекорды. Она приносила родной кафедре, на которой осталась преподавать после окончания учебы, весомые гранты. О химических элементах говорила с таким же придыханием, как женщины о любовниках, и в серьез собиралась посвятить жизнь науке, отказавшись от мирских удовольствий. К счастью, последнее ей пока не удавалось.
Обеих я последний раз видела на похоронах сестры. О том же сейчас подумала и Нина. Ее ясно-голубые глаза сделались печальными. И это было заметно даже за толстыми стеклами очков.
Неожиданно, из объемной сумки Нины раздалась знаменитая ария. Тут же, всучив мне бумаги, она принялась перерывать свой баул и через пару минут преуспела (я бы, признаться, за такое время точно не справилась, при таком-то размере сумки).
Разговор оказался короче поисков. Заверив звонившего в своем скорейшем прибытии на место работы, Нина простилась.
– Я должна бежать, – расстроилась она, но тут же просияла. – На следующей неделе мы с Наташкой планировали встретиться. Посидеть, поболтать о девичьем. День пока не понятен, так как она в Москве и не знает, когда вернется. Но…присоединяйся?
– Я буду очень рада, – искренне обрадовалась я. – Присоединюсь с удовольствием. В любой день. Я сейчас… в отпуске.
Рассказывать о проблемах со Стасом я была не готова. Да и их расстраивать лишний раз не хотелось. Ведь будут переживать как за самих себя, мне ли не знать?
Простившись с Ниной, я поспешила домой. Но возвращаясь, чувствовала себя совсем иначе. Настроение поднялось, и грусть заметно отпустила.
Мама уже успела вернуться. И даже завтрак приготовить. Уплетая яичницу, я пересказала свой разговор с нотариусом. Работу последнего мама прокомментировала кратко, но емко и абсолютно нецензурно.
– Все деньги я положила в ячейки, – перешла к своим утренним делам она. – Доступ будет у тебя и у меня. В одну они не поместились, пришлось арендовать три. Я также оставила немного рублей в коробке. Учитывая злопыхательства Стаса, тебе сейчас не лишние.