Изумрудные объятия
Шрифт:
Йен усмехнулся:
— Что и говорить, Брюс — злобное чудище, это вам всякий скажет.
— Ох, кузен, ты бы так с ней не шутил. — Брюс внимательно наблюдал за глазами Мартисы. — Думаю, она приехала сюда с уверенностью, что я чудовище, дракон или что-то в этом роде, и что я, возможно, сожрал мою бедную жену, ее сестру.
В это время в зал вошла Элайна. Услышав слова брата, она ахнула и застыла как вкопанная. Брюс быстро посмотрел на сестру, в несколько широких шагов подошел к лестнице и взял ее за руку.
— Элайна…
— Это неправда, вы же знаете! —
Йен откашлялся:
— Элайна, не думаю, что Мартиса что-то слышала.
— Что бы она ни слышала, — сказал Брюс, провожая сестру к столу, — она должна вынести собственное суждение. Тебе не кажется, что это было бы справедливо?
— А, справедливо! — раздался еще один голос.
Мартиса повернулась и увидела, что в зал входит пожилой мужчина. В отличие от остальных он был блондином, и его светлые волосы уже изрядно поседели, однако оставались густыми и приятно гармонировали с серыми глазами. И в отличие от других мужчина выглядел настоящим горцем: завернут в килт, угол которого был перекинут через плечо, на поясе висел традиционный спорран.
Он подошел к Мартисе, взял ее руку и, глядя в глаза, поцеловал.
— Я Питер, отец этого шельмеца, — сказал он, показав на Йена, — и дядя лэрда Брюса. Я чрезвычайно рад, что вы нас посетили, дорогая, но хочу со своей стороны сделать одно предостережение. Мы живем в Шотландском нагорье, — он произносил это слово как «хилендс», — здесь не счесть самых невероятных суеверий; клянусь, вы услышите здесь такие сказки, от которых молоко скиснет. Пожалуйста, имейте это в виду, когда вам будут рассказывать какие-нибудь истории про замок Кригэн, и, может быть, тогда мы не покажемся вам такими ужасными, какими вы поначалу нас представили.
— Ну, Питер, спасибо тебе за это, — сказал Брюс Кригэн.
Он не назвал более старшего мужчину дядей, но приветствовал его вежливым кивком. Элайна уже сидела за столом, а Брюс стоял во главе стола и откупоривал бутылку бургундского, которая ждала их на столе.
В этот вечер зал выглядел очень празднично, стол устилала белоснежная льняная скатерть, столовое серебро было, так прекрасно отполировано, что сияло в свете свечей.
— Давайте садиться за стол, — предложил лэрд Кригэн.
Пока члены семейства рассаживались, он налил вино в один бокал, попробовал его и начал наливать в другие бокалы. Питер проводил Мартису к стулу по левую руку от Брюса. В это время бесшумно появился Хогарт. Он продолжил разливать вино, а Брюс занял свое место. Затем появилась Фрейя и разложила по тарелкам аппетитно пахнущее рагу.
Брюс нахмурился и спросил:
— Где Конар?
— Думаю, он опаздывает, — предположил Йен.
Брюс нахмурился еще сильнее.
— Брюс, ты просил его повидаться с отцом Мартином и договориться о заупокойной службе, — напомнил Йен.
Брюс кивнул:
— Просил. Полагаю, после этого он остановился где-нибудь по пути, чтобы пропустить стаканчик виски.
Йен ничего не добавил в защиту брата, Питер тоже не поднял голос за отсутствующего. Элайна же после своей вспышки в начале вечера, казалось, была теперь полна решимости не обращать внимания на плохое настроение и дурные манеры брата.
— Мартиса, я очень надеюсь, что вы будете еще здесь, когда начнутся Хайлендские игры, — сказала Элайна. — Осталось недолго. Уверена, они покажутся вам очень интересными.
— Я совершенно уверен, что к тому времени леди Сент-Джеймс уже уедет, — холодно заметил Брюс.
— А может, и нет, — сказал Питер. — Вам понравится. Будут танцы, песни, нескончаемый плач волынок, и приготовят такие блюда, каких, бьюсь об заклад, вы больше нигде не отведаете. И все парни и девушки оденутся в цвета их кланов…
— А это важно! — воскликнула Элайна. Она была возбуждена, у нее разрумянились щеки, и она даже не заметила, что перебила дядю. — Понимаете, Мартиса, после восстания якобитов мужчинам запретили одеваться в свои цвета. Многие потому и уехали в Америку сражаться во время революции, что здесь, в британских полках, им не разрешали носить килты.
— Ну да, и за все это, — продолжил за ней Брюс с горечью в голосе, — были там брошены, когда война закончилась поражением.
— Или победой, — напомнила Мартиса медовым голосом. — В зависимости от точки зрения.
— Да, конечно, — согласился Брюс. — Но ведь вы, леди Сент-Джеймс, по рождению англичанка, неужели годы жизни среди янки убедили вас в обратном?
— Янки? — Мартиса мило улыбнулась. — Лэрд Кригэн, я жила в Конфедерации. Термин «янки» стали применять ко всем американцам вообще лет сто назад. Уверяю вас, южане очень возмущаются, когда их называют «янки».
— Ах да, верно. Я и забыл, что мы принимаем у себя маленькую мятежницу, — сказал Брюс.
Мартиса почувствовала в его голосе напряжение.
— Брюс! — расстроено воскликнула Элайна. — Как ты можешь? — Она не договорила и повернулась к Мартисе: — Мартиса, не разрешайте ему вас дразнить. Уверяю вас, он прекрасно разбирается в положении в Америке, и все мы всей душой были с вами, на Юге. — В глазах ее блеснули слезы. — Брюс, разве это не так? Ну пожалуйста, скажи, разве не так?
Брюс посмотрел на сестру с теплотой и нежностью. Мартиса вдруг представила себе, что он изливает на нее хотя бы малую толику той нежности, с которой смотрит на Элайну, и ей стало жарко. Его лицо словно помолодело на несколько лет, а огонь в глазах превратился в теплый свет. Таким Брюс был еще притягательнее.
— Да, Элайна, — мягко сказал он. — Мы сочувствовали южанам и молились. И все будет хорошо.
«Нет, хорошо не будет!» — чуть было не закричала Мартиса. Война проиграна, земля поругана и залита кровью.
— Мартиса потеряла на войне мужа, — напомнила Элайна. — Он погиб, сражаясь за Конфедерацию.
— Действительно.
Брюс согласился, но не добавил ни слова, не выразил сожалений, не извинился. Мартиса снова почувствовала на себе его взгляд. Казалось, он нисколько ей не сочувствовал. Более того, казалось, даже не верил, что она потеряла на войне мужа.