Изящный стиль работы
Шрифт:
— У тебя никаких шансов, — мрачно сказала я себе. — Ты проторчишь тут до вечера и не почерпнешь ничего интересного для следствия…
Судя по тишине, царившей вокруг, соседи тоже предпочитали не мозолить глаза окружающим. Так что мне начало казаться, будто я одна-одинешенька в этом оазисе благополучия, который по неведомым причинам действует на меня угнетающе.
Просидела я так около получаса, и мне стало окончательно ясно, что этот мой день можно смело отнести к неудачным. Я твердо вознамерилась уйти и поднялась с удобного пенечка, как вдруг услышала за своей спиной голосок:
— Сигареткой не угостишь, подружка?
Я обернулась.
Прямо передо мной сияли ослепительно голубые, выгоревшие глаза на морщинистом личике, ко мне протягивалась маленькая ладошка, похожая на птичью лапку, а само это странное существо неопределенного пола и возраста было обряжено в совершенно не подходящие к этому времени и месту ужасающие грязные лохмотья.
— Конечно, — я протянула существу пачку «Винстона».
— Благодарствую, — степенно отозвалось существо и спокойно устроилось с моей пачкой на пеньке. — Ты чего-то тут давно ошиваешься… Поджидаешь кого?
В его взгляде проницательность смешивалась с откровенным любопытством.
— Да так, — отмахнулась я. — Покурить присела… Шла в больницу к подружке и…
«Господи, ну и чушь я несу, — ужаснулась я. — Если «оно» наблюдает за мной давно, то ничего ж себе — присела я покурить! Полпачки выкурила!»
«Оно» вежливо делало вид, что верит мне.
— Здесь странный, вишь ли ты, человечек живет, — задумчиво показало «оно» на мой «мемориал». — Я его боюсь. И тебе я бы не советовала тут сидеть…
«Ага, — отметила я. — Значит, это женщина…»
— Почему?
— Потому что он вроде бы убивец, — огорошила меня откровенностью странная незнакомка. — Не знаю, но Добрынька так говорит. А ей верить можно… Вроде как он ее к себе на «пиршество» заманивать пытался… Так что ты, девушка, шла бы, пока он тебя не приметил…
С этими словами она поднялась.
— Подождите! — взмолилась я.
Эту странную особу я сейчас почитала за дар небес, и мне совсем не хотелось, чтобы этот дар внезапно был отозван назад.
— Ну, жду…
— Как вас зовут? — начала я издалека.
— Танькой, — усмехнулась она.
— Видите ли, Танечка, меня действительно очень интересует этот человек… Живущий в доме.
И я рванула с места в карьер, даже не зажмурившись.
— Я детектив. Частный детектив. Только, пожалуйста, не говорите об этом ни с кем, ладно? Даже с этой вашей Добрынькой…
— Да я про него и не знаю ничего, — отмахнулась Танька. — Это тебе надо с Добрынькой…
— А где ее можно найти?
Она воззрилась на меня, вытаращив свои маленькие глазки, и расхохоталась.
— Добрыньку? Да вона там… Видишь больницу-то? Вон во дворе она обычно и спит… Потому что очень этого парня боится.
— А сейчас? Сейчас она там?
— Не, сейчас она на базаре побирается… Если не стесняешься, пойдем.
— Нет, что вы, — горячо заверила я ее. — Почему я должна вас стесняться?
Впрочем, уже через пятнадцать минут я поняла, что прогуливаться по улицам с бомжовками — почти подвиг. На нас постоянно оборачивались.
Наконец мы добрались до базарчика, где обреталась Добрынька.
Танька протискивалась сквозь толпу покупателей, таща меня за собой.
— Тут овощи дешевые, — объясняла она мне обилие людей на этом окраинном базаре. — Потому сюда все и прут…
— Смотреть надо, дрянь этакая, — завизжала толстенная баба с огромным пакетом, до самого верха заполненным цветной капустой.
— Да пошла ты, — вполне миролюбиво, на мой взгляд, отозвалась Танька. — Может, мне надо смотреть, а тебе худеть…
Бабища сузила свои и без того узкие глазки и застыла, беззвучно открывая рот.
— Пошли быстрее, пока она не очухалась. А то эта мегера ментов позовет.
Объясняться с ментами ни мне, ни ей не хотелось. И мы прибавили шагу.
— Вон Добрынька, — ткнула Танька пальцем в сидящую на корточках замусоленную «туркменку». — Пошли…
Подойдя, я ужаснулась — в руках у «туркменки» был завернутый в немыслимо грязную тряпочку ребенок, а сама она протягивала народу тощую ладошку.
— Добрынька, это я. Кончай прикалываться… Тут с тобой поговорить хотят.
Платок приоткрылся, и на меня посмотрел с откровенным любопытством совершенно не туркменский, светло-небесного цвета глаз.
Видимо, я не внушила ей уверенности в завтрашнем дне, и она снова принялась исступленно качать младенца.
— Добрынька, дура, что ли?
Добрынька, успешно справляющаяся с ролью туркменки, только презрительно фыркнула в ответ.
Мы ее явно не интересовали.
— Добрынька, — рассерженно пнула ее в бок Танька. — Она тебе сигарет даст… Смотри.
И она повертела перед носом у Добрыньки синенькой пачкой моего «Винстона».
Добрынька этот аргумент сочла решающим.
— Сейчас, — вздохнула она и оглянулась вокруг. Заметив, что на нее никто не обращает внимания, она засунула «ребенка» в сумку и встала. — Че надо-то?
— Ее твой чокнутый из «кладбища» интересует, — сообщила Танька. — Она детективка… Во.
— А чего он тебя интересует?
Глаза у нее были потрясающие. Да и сама Добрынька была высокой и тоненькой. «Интересно, почему она оказалась на самом дне?» — подумала я, с интересом рассматривая ее тонкое, красивое личико.