Изяслав
Шрифт:
«Господи, неужто опять беда!» — подумала она и кинулась к Люде. Испуганные женщины растерянно смотрели друг на друга.
— Уходи, дитя моё, уходи! — воскликнула Добромира.
— Что случилось?
Не успев ответить на этот вопрос, Добромира, перепуганная насмерть, пыталась увести с собой Люду.
— Уходи, уходи! — повторяла она. — Под лестницей есть выход в сад… только бы нам добраться туда, потом уж поговорим.
Обе женщины побежали вниз, потрясённые недобрым предчувствием.
— Но
— Княжеские конюхи уж на дворе, — задыхаясь, отвечала Добромира. — Скорее, скорее!
Тут дверь, ведшая на лестницу, с грохотом распахнулась и несколько злых лиц показалось на пороге…
Дорога к бегству была отрезана.
Женщины прижались друг к другу и с ужасом отпрянули назад.
— Что вам нужно? — дрожащим от страха голосом спросила Добромира.
— Да уж не тебя, старая карга! — И в ту же минуту несколько человек вошли в избу, схватили Люду и стали отрывать её от Добромиры.
— Поди, поди, моя милая! — говорил кто-то. — Мы отведём тебя к ляхам, там тебе будет хорошо.
Женщины не понимали, в чём дело.
— Чего? Зачем? — спросила Добромира.
— Ну, ты, старая, молчи! Тебя не спрашивают… А зачем её ляшский король прислал сюда?
— Король!.. Прислал?..
— Ну, да, а вы думали, что князь ничего не знает?
— Да что вы! Никак белены объелись! — вскричала мамка.
Между тем конюхи продолжали тащить Люду, которая недолго упиралась и, наконец, обессилев, упала на пол.
— Волоки, волоки её!
— Пусть головой выметет лестницу!
И среди крика, плача и грубых острот послышался стук головы, ударявшейся о ступеньки лестницы: её тащили во двор. Со связанными руками, её привязали позади седла самого сильного коня, и Люда, полуживая, перекинутая через спину лошади, касалась волосами и руками земли.
— Стойте! Живодёры! — кричала Добромира. — Не мучьте её. Я сама пойду к князю, кто-то возвёл на неё напраслину. Князь разберётся, ведь он смилуется, подождите!
— Ступай хоть на все четыре ветра! — отозвался один из конюхов. — Нам нет дела до тебя, а уж мы-то знаем, что с ней сделать.
Добромира, заломив руки, плакала, умоляла, наконец, наклонилась, чтобы поцеловать в лоб Люду, и кинулась на княжеский двор.
Едва она прикоснулась губами к лицу молодой девушки, как та открыла глаза.
— Останься, мамушка, здесь, со мною, останься! — И она приподняла руки и ухватилась за шею мамки. — Не оставляй меня одну, не оставляй, останься! — умоляла она.
Ворота скрипнули, и отряд выехал со двора. Люда продолжала держаться за шею мамки. Лошадь, на которой она была привязана, двинулась вслед за другими. Руки Люды, цеплявшиеся за шею мамки, задрожали и потянули за собой старуху.
— Оторвите эту колдунью! — крикнул кто-то.
— Не время: соберутся люди, и она сама отстанет от неё.
И отряд, окружив коня с девушкой, направился прямо к Золотым воротам.
— Только бы нам выехать на дорогу к Василеву, — отозвался кто-то.
— Эк, сказал! Да пошто нам ехать на Василев? Повернём сейчас на Шулявку.
По-видимому, совет этот понравился конюхам, так как действительно, отряд выехал на песчаную дорогу, повернул к Шулявке, а затем рысью помчался на мост, перекинутый через Лыбедь. Ноги Добромиры тащились по земле, ударяясь о камни, и цеплялись за кусты, но старая мамка крепко держалась обомлевшими руками за плечи Люды и продолжала бежать за лошадью. Каждый сильный толчок подбрасывал их обеих, и тогда Люда открывала глаза, налившиеся кровью, и еле слышно шептала старухе:
— Не оставляй меня, мамушка, не оставляй!
Наконец затёкшие руки Люды расплелись и отпустили Добромиру, старая мамка упала на землю.
Бежавшие позади кони перепрыгнули через неё и помчались вперёд. Старуха только слышала какой-то бешеный топот и хохот конюхов. Отряд, затерявшись в густых кустах лозняка, исчез из виду.
Добромира полежала минутку на земле, затем вскочила на ноги и побежала в том направлении, куда скрылся отряд. Он остановился среди густого орешника.
— Ну, довольно, мы далеко за городом! — отозвался начальник отряда. — Пора кончать с ней.
Конюхи отвязали Людомиру, которая едва дышала от боли и страха. Девушка была красной, кровь прилила к лицу, и, казалось, Люде осталось недолго жить. Она лежала без движения.
— Ну, давай верёвки! — раздался чей-то голос.
Один из конюхов начал распутывать постромки.
— Тоже ведь князю Бог весть какая мысль пришла, — сказал кто-то из конюхов. — Посадил бы её надолго в темницу, как Вышеслава, а то бы повесить велел, как воеводу, и кончено.
— Не твоё дело, — оборвал говорившего начальник отряда.
Кто-то взял Люду за ноги и потащил к коню. Вдали показалась запыхавшаяся Добромира. Кто-то из конюхов обратил на неё внимание.
— Вот ведь, — заметил он, — живучая, как кошка!
Тем временем конюхи за ноги приволокли Люду к рассёдланному и разнузданному коню, вздели ей на одну ногу петлю из верёвки, задёрнули несколько раз и другой конец накрепко привязали к лошадиному хвосту.
Прибежала Добромира… Теперь она догадалась, каким образом окончатся страдания Люды.
Собрав последние силы, она растолкала конюхов и грохнулась на землю подле Люды. Плач и слёзы старухи привели в чувство обомлевшую девушку. Она открыла глаза и блуждающим взором обвела толпу людей, пытаясь понять, что же случилось. Она угадала наконец своё положение и обратилась к Добромире: