К истокам слова. Рассказы о науке этимологии
Шрифт:
Некоторые из приведённых примеров с метатезой относятся к сравнительно позднему времени. Однако было бы ошибочным считать, что метатеза не встречалась в более ранние эпохи. Такие параллели, как русское ка-менъ — литовское ak-meni[ 'aкьмени:] (винительный падеж единственного числа) ‘камень’, греческое ak-mon['aкмо. н] ‘наковальня’, древнеиндийское as-man['aшман] ‘камень’; русское pa-тай — литовское ar-tojas[арт'o:яс] ‘пахарь’, русское ра-ло, чешское r'a-dlo[р'a:дло] —
Выше мы уже видели, что именно учёт метатезы у ряда производных глагола *ра-ти( орать) ‘пахать’ позволил объяснить этимологию русского слова ра-мень, которое относится к литовской форме винительного падежа ar-meni['aрьмени:] ‘пашня’ точно так же, как ка-меньотносится к ak-meni.
Словообразовательные «рифы»
Очень часто простые имена и глаголы, играющие исключительно важную роль в этимологических исследованиях, исчезают из языка. Их вытесняют более сложные слова, «отягощенные» различными суффиксами, значение которых, однако, оказалось «стертым» по мере развития языка.
Возьмём, например, такую группу русских слов: палка, кольцо, солнце, сердце, улица, овца, палец. Все они исторически представляют собой образования с уменьшительным суффиксом *-k– , который в ряде позиций изменился в — ц-. Но уменьшительное значение этими словами было утрачено. Поэтому каждое из них послужило основой для образований с новыми уменьшительными суффиксами: палка — палочка, кольцо — колечко, солнце — солнышко, сердце — сердечкои т. д.
В то же время мы можем определённо утверждать, что каждое из перечисленных выше слов само когда-то было словом с уменьшительным значением. Об этом свидетельствуют следующие сопоставления: корка — кора, горка — гора, жилка — жила, но: палка — х; словцо — слово, мясцо — мясо, озерцо — озеро, но: кольцо — х; блюдце — блюдо, оконце — окно, но: солнце — х, сердце — х; девица — дева, лужица — лужа, рожица — рожа, но: улица — х; грязца — грязь, пыльца — пыль, рысца — рысь, но: овца — х; хлебец — хлеб, супец — суп, братец — брат, но: палец — х.
Во всех приведённых случаях знаком хотмечено то исчезнувшее простое существительное, которое послужило основой для образования соответствующего уменьшительного слова. Исчезнувшие слова сохранили свои следы или в родственных языках (польское pala[п'aла] ‘дубина’, литовское sirdis[ширьд'uс] ‘сердце’, латышское ovis['oвис] ‘овца’ и др.), или в самом русском языке: солн-о-ворот, пере-ул-ок, серд-о-боль-ный, бес-пал-ый. Именно утрата простых основ в языке привела к тому, что их место заняли производные с уменьшительным суффиксом, но эту уменьшительность мы уже не воспринимаем, ибо нам не с чем эти образования сравнивать. Например, для слова палец у нас нет объекта для сравнения, как в случаях братец — братили хлебец — хлеб.
Интересно, что подобную же тенденцию вытеснения простых слов их производными с уменьшительным суффиксом мы встречаем во многих языках мира. Например, во французском языке слова со значениями ‘солнце’, ‘ручей’, ‘птица’ и др. восходят к латинским существительным ‘солнышко’, ‘ручеек’, ‘птичка’ и т. п.
Эта особенность, характерная не только для существительных, но также для глаголов и других частей речи, значительно затрудняет этимологический анализ, так как язык часто утрачивает именно те простейшие слова, опора на которые обычно и составляет сущность И главную цель этимологического исследования.
Причуды семантики
В главах, посвященных семантике, нас в первую очередь интересовали общие закономерности, которые проявляются при изменениях значения слова. Но, к сожалению (для этимологов, а не для языка!), далеко не во всех случаях семантическое развитие подчиняется одним и тем же закономерностям. Очень часто история слова дает нам примеры того, как одинаковые исходные данные приводят к весьма различным, подчас — даже противоположным результатам.
Так, например, русские прилагательные мелкийи крупныйотражают близкую семантическую модель, в основе которой лежит значение ‘толочь’: 1) ‘толочь’ -> ‘толчёное (зерно)’ -> ‘крупа; мука’ -> ‘мелко размолотый’ (слово мелкий); 2) ‘толочь’ -> ‘толчёное (зерно)’ -> ‘крупа; мука’ -> ‘крупно размолотый’ (слово крупный).
Для первого прилагательного исходным был глагольный корень *mel-/*mol– (сравните: молоть). Во втором случае производные с простым глагольным корнем были утрачены в языке, но близость к первой модели подтверждается такими древнерусскими словами, как крупыи‘мелкий’ (!) и крупљти‘мельчать’. Очевидно, что противопоставление прилагательных мелкийи крупныйотражает различные результаты размельчения зерна: мелкое — это зерно молотое, а крупное — лишь раздробленное в крупу(слово, находящееся в родстве с сербскохорватским глаголом крушити‘раздроблять’). Примером в реалиях здесь может послужить приготовляемая из ячменя ячневая крупа и ячневая мука.
При сопоставлении двух родственных слов — русского благой‘добрый, хороший’ и литовского blogas[бл'o:гас] ‘плохой’ — мы убеждаемся, что одно и то же (по своему происхождению) слово может приобрести в разных языках прямо противоположные значения. Кстати, такие русские слова и выражения, как блажнойили кричать благим матом, отражают значения более близкие к литовскому blogas, чем к русскому благой.
Другим примером столь же резкого расхождения значений может служить такая пара слов, как древнерусское поносити‘ругать, оскорблять’ и сербское пон'oсити‘гордиться’. Немецкое слово Knecht[кнехт] ‘слуга’ находится в самом близком родстве с английским knight[найт] ‘рыцарь’, а немецкое Knabe[кн'a:бе] ‘мальчик’ с английским knave[нейв] ‘мошенник’.
Во всех рассмотренных нами примерах факт родства или наличие семантической связи между приведёнными словами можно установить с помощью различных «промежуточных звеньев». Но сколько в каждом языке можно найти таких случаев, когда эти «промежуточные звенья» оказались утраченными и мы сталкиваемся лишь с конечными результатами семантических расхождений? К сожалению, это вопрос, который гораздо легче задать, чем на него ответить. И именно здесь этимолог сталкивается с наиболее серьёзными затруднениями в процессе анализа семантической истории слова.