К истории немецкого вопроса
Шрифт:
Поэтому, господин В.Мюллер, сколько бы вы ни произносили сладкое слово «халва,» слаще от этого во рту не будет. Тоже самое, сколько бы вы не доказывали, что немцы имеют все права на обладание немецкой автономией на Волге, легче от этого не становится. Вы нас толкаете к тому, чтобы мы, добившись автономии, вновь с содроганием ожидали очередной трагической развязки, когда возникнет очередной конфликт между Западом и Востоком, между Россией и Германией.
Известно, что история имеет свойство повторяться, и зачастую такое повторение происходит еще в более трагической форме.
Хотели бы мы того или нет, в умах россиян мы были, есть и будем частью германского этноса даже тогда, когда сам супергерманский этнос в сегодняшних условиях пытается упорно отказаться от нас.
В этом и заключается суть нашего заложничеста. Оторвавшись однажды
Согласен с вами, господин Мюллер, что народы при смене мест обитания продолжают творить историю. Но эта история у творцов различная – у одних она выливается в прогресс и имеют перспективу, у других она заканчивается трагедией. В нашем случае она завершилась геноцидом и почти полной потерей этнического генофонда, потерей пассионарности. При подходах к изучению немецкого вопроса, мы должны непременно учитывать то обстоятельство, что наши предки пришли в иноземную державу под крыло чуждого германскому менталитету суперэтноса и попытались вести себя при этом как самостоятельный этнос. А ведь так не бывает. Оторвавшись от своих корней народы прибывают в новую среду обитания и становятся там хозяевами, если до этого она была никем не занятой или завоевывают себе это право хозяев огнем и мечом у аборигенов. Наши же предки прибыли в Россию как гости, а уже через сто лет своими достижениями в хозяйственном и культурном развитие стали претендовать на ведущую роль даже не осознавая и не декларируя этого. В этом суть возникшего в конце 19 века конфликта и корень того зла, которое стало непременным атрибутом дальнейшего существования нашей диаспоры среди суперэтноса.
Помимо упомянутых форм, есть еще один вариант существования этноса-пришельца в чужеродном этническом теле в качестве антиэтноса или, иначе говоря, химеры. Не связанный с суперэтносом традициями, стереоптипами поведения, абсорбируя активность суперэтноса, используя свою природную лабильность и способность приспосабливаться для своей выгоды к меняющейся обстановке без затрат на преодоление собственных традиций в угоду тем, которыми живет суперэтнос, химеры, как правило, побеждают в стране обитания экономически, финансово, но никак не идеологически. Этот антиэтнос не обременен искренностью и бродилом духа – совестью. Ложь и обман – это неотъемлемая составная часть химеры, ее поведенческий стереотип.
Но к немцам это явление, к его чести, не относится.
Что же, без веры и убеждённости в своей правоте, дижение вперёд быть не может. Но верить фанатично – это опасно не только для полемики между полярно настроенными оппонентами, но и вредно для их подзащитных.
Возвращаясь к немецкому вопросу
Вскоре после того, как Генрих Гроут в 1989 году возглавил в СССР общество «Возрождение», он дал интервью газете «Труд». На вопрос корреспондента В.Галенкина: «И какой вы видите подобную (немецкую. Автор) республику»?- председатель ответил:
„Небольшую по размерам - 3-4 района. Затем - конституционно автономной - со своей столицей, Верховным Советом, экономически автономной - со своим Совмином, со своим университетом, национальной библиотекой, театром, прессой, культурным и духовным центром... И еще эта республика должна быть многонациональной. Пусть в ней бок о бок живут и работают немцы, русские, белорусы, татары…“.
Такое заявление Г.Гроута, на мой взгляд, можно прокомментировать однозначно: ему не было никакого дела до судьбы российских немцев в СССР. Ему и его окружению и это очевидно, было лишь дело до министерских портфелей. Ведь в такой карликовой республике состоящей из трех-четырех районов разместилось бы 30-40 тысяч немцев, а как быть остальным двум миллионам!?(Кстати, перед ликвидацией
Достаточно известна история половецкого хана Атарака, который увел свою орду из родных донских степей в Грузию. Там он прижился, и возвращаться назад не желал, несмотря на страстные уговоры соплеменников, которые направили к нему из степи посольство. Тогда один из послов дал ему понюхать пучок сухого ковыля. Хан тут же поднял свою орду и возвратился в родную степь.
Эту историю я привел к тому, чтобы еще раз подчеркнуть о могучей связи человека со своей родиной. Ландшафт, окружающая среда, климат – это все является теми факторами, на фоне которых формируется этнос, его характер, образ мышления, вид хозяйственной деятельности, специфический только для данной конкретной территории на карте земли. Германские племена сформировались в этносы в специфических, характерных только для ландшафта Европы условиях. И само понятие «германцы» ассоциируется у людей с конкретным образом этих народов, их культурой, поведенческими нормами и т.п. Переселившись в Россию, пустив новые корни в Поволжских и Причерноморских степях, их ментальность формировал уже не местный ландшафт, они не стали, например, кочевниками, как этого требовала степь, а наоборот, они подчинили его своей культуре, внедряя на огромных территориях, не знавших плуга, земледелие на основе многовекового опыта, полученного германцами в Европе.
Этнографы давно единодушны во мнении, что различие этносов заключается не в различии языков, рас и религий, уровнем образованности, а лишь стереотипом поведения, который напрямую связан с ландшафтом, в котором формируется этнос. В зависимости от окружающего ландшафта и климата формируется стереотип поведения, который в свою очередь является высшей формой адаптации человека в окружающей среде. Разнообразие этносов – производное разнообразия на земле ландшафтов. Происхождение этноса и его дальнейшее существование напрямую связано с определенной территорией, с ее географическими и климатическими особенностями. Таким образом, корни этноса таятся в особенностях ландшафта. Однако, сменив ландшафт, этнос не может не оставить свои первородные корни. Ландшафт с собой не унесешь, а значит, при смене территории нужно прощаться и с корнями. В любом случае в историческом плане этнические корни российских немцев остались в Германии, и с этим вряд ли можно спорить.
Но В.Мюллер спорит и, критикуя мой взгляд на этническую проблему российских немцев, задает читателям риторический вопрос: «Итак, российские немцы – это этнос, корни которого находятся не с ним!?». Очевидно, он полагает, что перед переселением в Россию предусмотрительные немцы положили свои корни в заплечные тощие котомки.
Нет, исторические корни представители германских этносов, переселившихся в Россию, остались там, где осталась и их бывшая среда обитания, то есть в Германии. И это не только я утверждаю, это утверждают этнографы. Другое дело, что немец, по определению А.И.Солженицина, «что верба, куда не воткни, везде расцветет!». И это говорит о многом, об очень многом, характеризующем немцев в добром качестве.
В умении быстро приспосабливаться к новым природным условиям, заключается в их исключительной способности к адаптации. Оказавшись в новых географических условиях, представители германских этносов: швабы, баварцы, саксонцы, меннониты, пруссы, шведы, и другие, неся чудовищные потери, все же сумели адаптироваться в кардинально меняющихся от Бессарабии до Волги, от Петербурга до Северной Таврии и Крыма ландшафтах. Да, там они пустили свои, новые, корни. Как уже отмечалось выше, крестьяне Европы, переселившиеся в Россию, были представителями нескольких германских субэтносов. В результате активной хозяйственной деятельности эти субэтносы в условиях различных ландшафтов России и в дальнейшем развивались отлично и независимо друг от друга и поэтому говорить о возникновение в условиях России некоего нового единого этноса, как-то «российских немцев» (идея Мюллера-Гроута) не имеет оснований. Никогда немецкие субэтносы не были в России единым этносом ни по культуре, ни по образу хозяйственной деятельности, ни по ментальности.