К пеплу, к праху, к крови

Стройнов Роман

– Что за душка этот принц.

– И не говори.

На крыльце «дома» Юфранора встретил человек, претендующий на скрытность, это был один из надёжных людей Сайомона, Петер. Он сообщил Юфранору, что план немного изменился, но в целом оставался в силе, и не ответив ни на один из вопросов Юфранора, как сделал бы любой человек претендующий на скрытность, сделал вид, что скрылся. Дома, как всегда, был ажиотаж, но в этот раз минорный. Юфранор даже задержался внизу послушать музыкантов и выпить успокоительного травяного чаю с успокоительной настойкой опиума. Любовь всей жизни разносила гостям заказы, чай уже начинал действовать, и он решил нагнать на себя печаль об отцовой участи, но неспроста они не виделись с ним уже больше года, а до этого ещё год. Юфранор едва чувствовал, что вообще что-то потерял, как когда-то в детстве оставил на валуне подвеску, когда купался – подаренный, инкрустированный камнями тяжеленный волчий клык. Тогда он ещё несколько дней ощупывал грудь, привыкая к облегчению от тяжести, к которой

так привык, а сейчас ни тяжести, ни облегчения.

Проведя вечер внизу, он поднялся к себе, но потом пришлось несколько раз спускаться, спрашивать посетителей, стражников и следопытов, что вообще надо брать в поход в лес? Они спьяну участливо делились мудростями, секретами и историями из походной жизни. Из-за этого сбор очень затянулся, но в итоге получилось что-то вроде такого: специально изготовленные кинжальные ножны он закрепил горизонтально на пояснице, но потом снял до завтра, – ножны были подарены ему отцом, а владеть ножом, вынимаемым из горизонтальных ножен, он учился у маэстро Кассао, беженца из Старого Лахэ – одного из величайших фехтовальщиков тех времён. Сейчас маэстро доживает свой век в Новом Лахэ и уроков больше не даёт. Точильный брусок, второй по важности предмет для вооружённого человека, завёрнутый в тряпку был засунут за голенище сапога, но сапог тоже пришлось снять, не будешь же спать в сапоге, и камень остался не за голенищем, а на дне сапога, главное – не забыть про это утром. В дорожной сумке поместились: вяленое мясо, сухофрукты из Аскедалы, хлебные сухари, сухие портки и покрывало, огниво, карта, в которой, к слову, лес был указан сплошными рядами нарисованных ёлочек, поэтому от чистого листа пользы было бы больше, что в итоге Юфранор осознал и положил несколько, дальше дегтярная мазь, бутылка спирта и деревянная шкатулка размером с книгу с четырьмя пузырьками с какими-то настойками, не исключено, что это было розовое масло с разными отдушками, но, честно признаться, Юфранор заслужил свой шанс быть профессионалом, так что пусть это будут какие-то магические зелья, полезные для боя. Флакон с лауданумом он положил отдельно в скрытый карман сумки, а бурдюк из козьей шкуры с чистой водой пришлось просить у корчмаря через улицу. Нынче воды вечером не найти, так как все колодцы в городе засыпаны по указу Вайартера и организована бесплатная водовозная служба, которая работала по утрам, а к вечеру, вода оставалась только у корчмарей. Так получилось, потому что из-за неудачной попытки провести канализацию на центральной улице, по указу всё того же неусыпного благодетеля Вердамы Вайартера, в городе чуть было не началась эпидемия гнилой горячки: нечистоты застаивались и отравляли колодцы. В итоге было решено, что канализация – это излишество и блажь для суровых мужей Вердамы, их суровых жён и детей и лучшее средство для гигиены сортиров, по-прежнему: земля, известь и отдаление от воды. Проверив всё тщательнейшим образом, Юфранор решил, что хорошо потрудился и позволил себе ещё немного расслабиться, для этого пришлось опять лезть в скрытый карман сумки. Затем он дождался свою любовь всей жизни, уделил ей пятнадцать минут и уснул сном счастливого человека.

Слегка проспав рассвет, Юфранор уже не смог позволить себе дожидаться завтрака, сделанного любящими руками, и пошёл на встречу голодный, но хорошенько закапанный. Чувствуя себя немного виноватым, подходя к месту, он издалека попытался разглядеть настроение группы – группа выглядела нервно. Количество мамаш возросло до пяти, а калек до трёх. У нового калеки были разной длины ноги, то есть он не был покалечен, а значит, не являлся калекой, но создавать ради одного человека новую категорию, Юфранору было лень. Бартимей стоял и водил руками, любезно переругиваясь с Ноушей, – Юфранор молил всех богов, что знал, чтобы не из-за него, – и с этой мыслью вошёл внутрь границ их тёмной магии.

– Всё, видишь, он здесь! Идём! – бросив слегка осуждающий коротенький взгляд на Юфранора, сказал Бартимей, обращаясь с этими словами к Ноуше.

– Мы ждали вас на рассвете, принц Юфранор! – сказала тоном строгим и полным осуждения Ноуша и встала с места.

– Я прошу прощения от всей души, друзья! – обратился Юфранор к группе, как артист к зрительному залу, распахнув руки, – мне нет оправдания!

– Да не распинайтесь вы перед ними, ещё не хватало! – отрезал Бартимей, не дав и шанса калекам и мамашам принять извинения от вердамского принца, – собирайте пожитки, мы выходим, – так буднично и просто поставил он точку в этой главе.

V

Из города вышли, когда солнце уже начало припекать затылки. У города не имелось ни рва, ни стен с воротами, – от пресловутых огненных бурь такая защита не была надёжной. Но без очевидных границ, как понять, что из города уже вышли? От узловой площади на холме, где всё сплошь: тёсаный камень, углы, аркады и апсиды расходятся улицы с заведениями, торговыми и ремесленными домами с вывесками. Далее ветвями пролегают улицы с жилищами: сначала, выдержанными в архитектуре центральной площади, тех, кто сам выбирает, где и как им жить, но чем дальше от углов и апсид тем выбора всe меньше и архитектура скуднее, а на окраине вообще всe сводится лишь к тому, – есть ли у дома стены или на одну ночь и так сойдёт. По такой логике рыбацкий посёлок, что отдалён от центра города больше всего, представляется как совсем пропащее место, но тут закралось исключение, ведь рыбацкий посёлок, потому и рыбацкий,

что должен находиться возле реки, а река так уж вышло, огибает город кругом, а не пересекает его поперёк и поэтому почти у каждой рыбацкой лачуги есть стены. Итого получается, что граница города со стороны рыбацкого посёлка – это песчаный пляж с нестыдного вида лачугами, переходящий в опушку, затем в предлесок и лес. Предлесок редкий, смешанный и светлый, а лес преимущественно хвойный, скрывающий под своей дремучестью скалы, пороги и секреты. Несмотря на то что ни про один лес нельзя сказать «лес как лес», попытка его описания – пустое и скучное дело. Единственное, на что не жалко потратить время, за чем можно обратиться к памяти, проявить усилие воли и захотеть представить, так это мутную паутину на чёрных деревьях с грубыми щербинами; пауков, сплeтших её, уже давно нет, ничто и никто не потревожит её, ведь здесь никогда не бывает ветра и не ходит ни зверь, ни люд, здесь стоит смолистый запах, свет преломляется как в помещении, здесь нужно говорить шёпотом – это сакральное место. К сакральности нельзя привыкать, нужно как можно быстрее отвлечься на трели невидимых птиц где-то в кронах, на траву, опутывающую ноги, на папоротник, скрывающий шорох; нужно занять себя поисками грибов и ягод по разные стороны от тропы. Это помогает, но только поначалу, и чем дальше в лес, тем больше эмоции становятся напускными, как от общения с неинтересным человеком. Настоящие эмоции возвращаются только вместе с медведями и лосями хотя, бывает встречаются жертвенники, тотемы и стенающие склепы, что большая редкость, однако от всего этого в равной степени нужно держаться подальше.

Бартимей шёл впереди, шёл очень быстро и на группу не оглядывался. Ноуша шла за ним и поглядывала, не отстала ли одна или другая из мамаш. Юфранор шёл за ней, наслаждался видом, фантазировал о всяком своём и иногда оборачивался посочувствовать женщинам в их нелёгкой доле и калекам в их никому ненужности. На исходе второго часа детки у мамаш всё чаще плакали, сами мамаши всё чаще спотыкались и Юфранор весь в волнении всё чаще на них оборачивался и растерял вконец всё спокойствие души:

– Скоро ли привал? – обратился он к Бартимею, затем в несколько прыжков поравнялся с ним.

– Скоро, мой принц, – с добродушием, что ли, отвечал Бартимей, – на тропе есть гарантированно безопасные места, к которым нужно успевать до темноты и мы пока не успеваем, мой принц. – Всё-таки с добродушием, просто обеспокоенным.

Юфранор смутился из-за чувства вроде бы вины и остановился. Он собрал у всех мамаш их мешки и весь скарб и понёс сам. Жест был скорее символический, какой там у них мог быть скарб, но принят был чуть ли не овациями. Один из калек, тот что не был калекой, тот, что с ногами разной длины вызвался взять на себя половину ноши и следующие два часа были проведены за состязаниями в благородстве, взаимными комплиментами и восклицаниями, и Бартимей, словно устав именно от этого, а не от самой ходьбы, остановился и с тяжёлым вздохом:

– Привал!

Пока группа располагалась на полянке, Юфранор отлучился принять успокоительное и всю тяжесть прошедшего пути сняло как рукой. Он вернулся, раздал всем мясо, фрукты и хлеб, благодарные подданные собрались было подхватить его на руки, но свободных рук в нужном количестве для такой королевской упитанности не набралось. Бартимей озвучил, что этот привал короткий, потому что до безопасного ночлега, коим оказалась старая лесничья сторожка, идти было ещё столько же по времени. Всё-таки приятно быть в курсе планов лидера, и группа приободрилась окончательно. А тут ещё Ноуша исцелила персонально каждого из путников своим вниманием, и этих четырёх часов словно не было совсем.

Однако до сторожки дошли уже затемно и всё же измученными. Мамаши жаловались вслух и вздыхали, но Юфранор уже и думать забыл, что это он опоздал и из-за него пришлось совершать этот забег. Он нежился в своём сознании, фантазировал и предвосхищал ночь рядом с Ноушей, – нет-нет, никаких срамных мыслей, ему комфортно было осознавать, что ей комфортно, нужно только отлучиться поправиться. И вот он заходит в сторожку, вот она уже стягивает свои походные сапожки, вот она оправляет юбку, а вот она выгибается и хрустит позвонками. «Ну и что я по-твоему должен теперь делать?»

– Мой принц, не окажете честь сходить к ручью за водой?

«Я сделаю что угодно»

– Что угодно.

У ручья им было принято решение не торопиться и отдаться парам томным, и парам опиума, и копить впечатления, просто разговаривать и проводить время.

В свете двух лучин и печки-камина некоторые уже спали, некоторые баюкали детей своих, Ноуша допивала чай с шиповником, а Юфранор лежал на полу, был влюблён и счастлив, но счастье уже начинало отпускать. До утра хватит. «О чём бы её спросить, так чтобы не показаться навязчивым?» Он лежал на какой-то подстилке, головой подпирая стену, напротив неё. Смотрел на неё. «Всё, нечего тебе спрашивать, успокойся! Подумай о деле. Так, а какое там у меня дело? Точно, связанное с братом. А у него что за дело? Связанное с отцом!» Таким образом, он закрывал глаза, чтобы заснуть и открывал вновь, чтобы проводить взглядом её, когда она будет готова ко сну, пожелать ей… Юфранор уже почти заснул, но открыл глаза ещё раз и тут Ноуша встала из-за стола, зажевала какой-то стебель, оглядела кругом комнату, заметила, что он не спит и направилась прямо к нему.