К вам обращаюсь, дамы и господа
Шрифт:
Когда в середине июня начинали убирать хлеб, для нас, мальчишек, наступала пора веселья. Мы катались на молотильной тележке, состоявшей из двух скреплённых меж собой досок, внутренняя сторона которых была обита кремнем. Когда бык поднимал хвост, мы незамедлительно подставляли под него корыто для навоза, чтобы не пачкался пол гумна. К концу дня крестьяне веяли зерно, бросая его лопатой вверх. Ветер уносил мякину, а зерно благодатным потоком сыпалось на землю. Но только зажиточные крестьяне могли позволить себе есть пшеничный хлеб. Большинство обходилось более дешёвым, кукурузным. Белый городской хлеб был для них таким же лакомством, как для нас кукурузный.
Когда дядя Левон приезжал в деревню, он по дороге к нашему дому стрелял
— Дай мне подержать револьвер, — просил я его.
— Да не давай ты ему эту штуковину! — говорила мать. — Тебе и самому бы не мешало быть осторожнее.
Тем не менее дядя Левон позволял мне подержать части от револьвера, когда он его чистил и смазывал. Он только что вернулся из поездки в Константинополь и привёз нам всем подарки. Мне он подарил карандаш из слоновой кости в форме гусиного пера.
Приветствовать его пришли местные молодёжные вожаки.
— Добро пожаловать, товарищ Левон, — сказали они, гордо пожимая ему руку.
Это были прекрасные, смелые ребята с живыми чуткими лицами, одетые в костюмы лазов. Дядя Левон когда-то преподавал в деревенской школе, а эти молодые люди были членами его партии. Он их «организовывал». Они немного поговорили о деревенском житье-бытье: сборщик налогов вновь разорил несколько семей; земельные разногласия с турецкой деревней грозили новым кровопролитием; табак уродился неплохой, а фундук не удался; от крестьян, эмигрировавших в Россию и выращивающих там табак, пришли письма.
— Вся деревня хочет переехать в Сухум, — сказали они. — Скоро Россия будет производить больше табака, чем мы.
— Товарищи, — взволнованно сказал дядя Левон. — Вы должны уговорить их остаться. Их отъезд нас ослабит. Именно этого и добиваются турки. Будем надеяться, что нас ждут лучшие дни. Беседуя с руководителями нашей партии в Константинополе, я рассказал им о создавшемся здесь положении. Новые политические перемены радуют. Великие державы нас поддержат, а турецкое правительство подписало с Россией договор о введении реформ в восточных провинциях.
Молодые люди живо заинтересовались этими «реформами».
Это слово я теперь часто слышал. Серьёзные ли в этот раз у России намерения? Не замышляют ли турки свои старые козни? Хотят ли они в самом деле обеспечить равные права христианам и мусульманам? Правда ли то, что государственные законы будут опубликованы и на армянском языке, и что наш язык станет приемлем в залах суда? Правда ли то, что выполнение этого договора должно проходить под надзором генерального инспектора из Норвегии?
Тогда дядя Левон, который имел беседу с партийными руководителями в столице, дал ободряющие ответы на их вопросы.
— Только одна Германия против нас, — сказал он. — Киликию не включили в этот план, потому что немцы считают Киликию своей сферой влияния. Она расположена по Берлино-Багдадской железной дороге. Поэтому они не хотят проводить реформ в Киликии.
— Но ведь наше последнее царство находилось в Киликии, — возразил один из парней, очевидно, хорошо знавший армянскую историю.
— А что мы можем сделать? Германия боится тётушки России и поэтому поддерживает турок, — сказал дядя Левон. — Немцы лучше турок знают, что реформы в Киликии усилят армян, и мы вскоре возьмём всё в свои руки. Разве можно что-либо предсказать? А вдруг тётушка решится сойти с Кавказских гор, выкупаться в водах Средиземного моря и показать Германии нос? В нашей городской школе в будущем году начнут проходить русский язык, — прибавил дядя Левон.
Ничто не вызвало такого волнения, как это сообщение. Вместе с родным языком мы проходили французский и турецкий, но скрытый смысл изучения русского языка был настолько захватывающим, что мы подумали: наша всесильная Тётушка уже на пути в Трапезунд.
Из столицы дядя Левон привёз последние номера партийных газет
— А как относится ко всему этому Иттихат? [7] — захотелось узнать одному из них.
И снова дядя Левон их приободрил.
В Стамбуле все знают, что министр внутренних дел Талаат-паша обедает и играет в нарды с нашими партийными руководителями. А Иттихат — хозяин своего слова. Дружелюбно относится к нам и Джемал-паша, новый министр военно-морских сил.
7
Иттихат — наименование реакционнейшей турецкой буржуазно-помещичьей националистической партии. Организована в 1889 году. В 1908 году, придя к власти, младотурки — члены этой партии — сохранили власть султана и продолжили политику отуречивания народов Османской империи. В годы первой мировой войны, воюя на стороне Германии, младотурки проводили злостную политику пантюркизма и панисламизма, которая наиболее ярко выразилась в геноциде армянского народа. Позже главари этой партии — Энвер-паша, Талаат-паша, Джемаль-паша и прочие преступники были заочно (поскольку они бежали) приговорены военным трибуналом к смертной казни (примечание И. Карумян).
— А Энвер? [8] — Это имя было магическим для всех турок.
— Энверу ничего больше не оставалось, как похвалить армянских солдат, принявших участие в Балканской войне. Нелегко было нашим парням воевать против христиан-болгар и против Андраника [9] , служившего в болгарской армии. Вот ты, Тигран, участвовал в битве при Чаталдже.
Тигран угрюмо кивнул.
— Если бы не Тигран, Андраник захватил бы Константинополь, — сказал один из молодых людей, и все засмеялись.
8
Энвер — один из лидеров младотурок, глава триумвирата, управлявшего иттихатской Турцией в годы первой мировой войны. После поражения германо-турецкого блока бежал из Турции, затем примкнул в Средней Азии к бухарским басмачам, боровшимся против Советской власти. Убит в бою с отрядом Красной Армии. (Примечание И. Карумян).
9
Андраник (Озанян Андраник Торосович, 1865–1927) — выдающийся деятель армянского освободительного движения, народный герой, генерал-майор русской Кавказской армии. Возглавлял освободительную борьбу крестьянских масс Сасуна и других областей Западной Армении. В Балканских войнах 1912 — 13 гг. в качестве офицера болгарской армии воевал против Турции. (Примечание И. Карумян).
Но кроме хороших вестей, дядя Левон привёз от партийных руководителей предупреждение об опасности.
— Можно обедать и играть с ними в нарды, но никогда не забывайте, что нам нужно объединяться. Нас могут снова обмануть. Моего отца убили на майдане, а генерал-губернатор притворялся его ближайшим другом. Нет, всё-таки никогда не знаешь, когда нам придётся пустить в ход вот это. — Дядя Левон похлопал по кобуре револьвера, висевшего у него на боку.
Беседа принимала загадочный характер. Я стал догадываться, что они хотят обсудить нечто тайное. Дядя Левон предложил им выйти на прогулку, будто бы посмотреть новую мельницу. Мне хотелось прогуляться с ним, но я подумал, что у дяди Левона есть для товарищей и другие новости, которые меня не касаются. В последнее время он ввязался в какие-то тёмные дела, переправляя в деревни и города полученные из-за границы тайные грузы, и это страшно тревожило маму.