К востоку от Эдема
Шрифт:
Я хорошо помню смерть трех людей. Один из них был самый богатый человек нашего столетия, который продрался к богатству, уродуя судьбы и души, а потом много лет старался вернуть уважение и тем самым сослужил большую службу обществу, пожалуй, даже перевесившую зло, которое он причинил людям при возвышении. Я плыл на пароходе, когда он умер. Вывесили объявление о его смерти, и известие почти всем доставило удовольствие. Некоторые даже говорили: «Слава богу, помер-таки, сукин сын».
Другой был дьявольски хитер, он не понимал, что у каждого есть чувство собственного достоинства, зато хорошо изучил человеческие слабости и пороки и пользовался этим, чтобы подкупать и покупать людей, развращать, совращать и шантажировать их, и добился в конце концов большой власти. Он прикрывал свои поступки словами о добродетели, а я удивлялся — неужели он не понимает, что никакой дар не завоюет тебе уважение, если ты отнял у другого самоуважение. Когда покупаешь человека, ничего, кроме ненависти, от него не жди. Когда он умер, вся страна возносила ему хвалу, но в глубине души каждый радовался его смерти.
Третий, наверное, совершил много ошибок, но вся его деятельная жизнь была посвящена тому, чтобы помочь людям стать хорошими, честными и мужественными в те времена, когда злые силы в мире захотели сыграть на их страхе. Немногие наверху очень не любили этого человека, но народ плакал на улицах, когда он умер, и вопрошал в отчаянии: «Что нам теперь делать? Как нам жить без него?»
Я полон сомнений, но для меня несомненно, что под наружным покровом слабости каждый хочет быть хорошим и чтобы его любили. Мало того, большинство наших пороков — это неудавшиеся попытки найти легкий, кратчайший путь к добродетели. Когда человеку приходит время умереть и он умирает, не вызывая жалости у других, то каковы бы ни были его способности, положение и заслуги, вся его жизнь — сплошная неудача, а смерть рождает в нем ужас. Если вы или я оказываемся перед выбором подумать или поступить так или иначе, мы всегда должны помнить о смерти и стараться жить так, чтобы наша смерть никому не доставила радости.
Да, у человечества есть одна-единственная тайна. Все наши романы, вся поэзия вертятся на непрекращающейся борьбе добра и зла в нас самих. Мне иногда кажется, что зло вынуждено постоянно приспосабливаться и менять обличье, но добро бессмертно. У порока каждый раз новое, молодое лицо, зато больше всего на свете чтут добродетель, и так будет всегда.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Ли помог Адаму и мальчикам переехать в Салинас, проще сказать — перевез их: уложил вещи, отправил их на вокзал, загрузил заднее сиденье форда, а по прибытии в Салинас распаковал имущество, аккуратно разложил по местам и вообще обустроил Трасков в небольшом дома Десси. Он сделал все мыслимое для их удобства, массу сверх того и тем не менее продолжал хлопотать, дабы оттянуть время. Но вот однажды вечером, когда близнецы уже улеглись, он церемонно подал Адаму ужин. Вероятно, по этой церемонности Адам и догадался, к чему тот клонит.
— Я же вижу, ты давно хочешь что-то сказать мне. Выкладывай.
Ли заранее придумал речь, которую хотел начать так: «В течение многих лет я служил вам в полную меру моих сил и возможностей, однако теперь…», но прямое обращение Адама сбило его с толку.
— Я много раз откладывал объяснение, — сказал Ли. Настоящую речь заготовил. Хотите выслушать?..
— А тебе непременно хочется произнести речь?
— Нет, — признался Ли, — не хочется. Хотя речь хорошая.
— Когда желаешь взять расчет?
— Как можно скорее. Боюсь передумать, если буду откладывать. Вы хотите, чтобы я подождал, пока найдете кого-нибудь на мое место?
— Не стоит. Ты же знаешь, какой я медлительный. Мне понадобится время. Может быть, я вообще никого не возьму.
— В таком случае я еду завтра.
— Мальчишки ужасно расстроятся, — сказал Адам. Прямо не знаю, как они будут без тебя. Может, тебе лучше потихоньку уехать, а я им после все объясню.
— Мои наблюдения говорят о другом. Дети любят преподносить нам сюрпризы.
Так оно и случилось. На другой день за завтраком Адам объявил:
— Арон, Кейл, слушайте: Ли уезжает от нас.
— Правда?.. — переспросил Кейл. — Знаешь, сегодня вечером баскетбольная встреча. Вход десять центов. Ты не против, если мы пойдем?
— Идите. Но вы слышали, что я сказал?
— Факт, слышали, — отозвался Арон. — Ты сказал, что Ли уезжает.
— Совсем уезжает!
— И куда он едет? — поинтересовался Кейл.
— В Сан-Франциско. Он будет там жить.
— А-а… — протянул Арон. — На Главной улице появился один, видел? Поставил свою печку прямо на тротуаре, жарит сосиски и кладет в булки. Всего десять центов за штуку, а горчицы сколько хочешь бери.
Ли стоял в дверях кухни и, глядя на Адама, улыбался. Когда близнецы собрались в школу. Ли сказал:
— До свидания, мальчики.
— До свидания! — выкрикнули оба и выскочили из дома.
Адам уставился в чашку с кофе и пробормотал виновато:
— Бесенята бесчувственные! Вот тебе награда за десятилетнюю службу.
— По мне лучше так, — отозвался Ли. — Притворись они, что опечалены, они покривили бы душой. Для них мой отъезд пустяк. Может, они иногда вспомнят обо мне втихомолку. Я не хочу, чтобы они огорчались. Надеюсь, у меня не настолько мелкая натура, чтобы радоваться, когда по мне скучают. — Он положил на стол перед Адамом пятьдесят центов. — Пойдут вечером на баскетбол передайте им это от меня, и пусть купят булочки с сосисками. Только бы там не оказалось птомаина, в моем скромном прощальном подарке. Были такие случаи.
Адам удивленно смотрел на раздвижную корзину, которую Ли принес в столовую.
— Это все твои вещи?
— Кроме книг. Книги я сложил в коробки и оставил в подвале. Если вы не возражаете, я пришлю за ними или приеду сам, когда устроюсь.
— Конечно. Знаешь, Ли, мне будет здорово не хватать тебя. Не знаю, приятно тебе это слышать или нет. Ты в самом деле собираешься купить книжную лавку?
— Таковы мои намерения.
— Писать-то хоть нам будешь?
— Пока не знаю. Нужно подумать. Говорят, чистая рана быстрее заживает. Для меня самое печальное — общаться по почте. Когда близость держится одним клеем на марке. Если не видишь человека, не можешь его услышать или потрогать — его все равно что и нет.
Адам встал из-за стола.
— Я провожу тебя на вокзал.
— Ни в коем случае! — резко возразил Ли. — Ни к чему это. До свидания, мистер Траск. До свидания, Адам, — добавил он и быстро вышел. Пока Адам успел выговорить «До свидания», тот уже спустился по ступенькам крыльца, а его выкрик вдогонку «Пиши!» совпал со стуком калитки.
В тот вечер после баскетбольной встречи Кейл и Арон умяли по пять булочек с сосисками, и это было кстати, потому что Адам забыл приготовить ужин. По дороге домой братья первый раз заговорили об отъезде Ли.
— Интересно, почему он уехал? — спросил Кейл.
— Он давно об этом поговаривал.
— Как же он будет без нас?
— Не знаю. Спорим, что он вернется, — сказал Арон.
— Как так вернется? Отец ведь сказал, что он хочет книжную лавку открыть. Смех да и только китайская книжная лавка.
— Приедет он, соскучится по нам и приедет. Вот увидишь.
— Спорим на десять центов, что не приедет.
— До какого времени?
— До никакого! Вообще не приедет.
— Идет, — согласился Арон.