К востоку от Эдема
Шрифт:
Адам проявил удивительную энергию, какой за собой не знал. Собрать салат и отсортировать его, уложить в ящики, проложить льдом и погрузить в вагоны — все это потребовало огромного труда. Подходящего оборудования и приспособлений не было. Все придумывалось и решалось на месте. Одновременно шло обучение целой артели нанятых рабочих. Советы сыпались со всех сторон, а реальной помощи никакой. Досужие умы подсчитали, что Адам потратил целое состояние, хотя ни одна душа не знала, каковы действительные расходы. Даже сам Адам не знал. Знал один Ли.
Идея выглядела
Самый коварный и беспощадный враг и тот не придумал бы таких жестоких передряг, какие случились с партией отправленного салата. Когда состав прибыл в Сакраменто, оказалось, что переезд через Сьерру-Неваду закрыт изза снежных лавин, и шесть вагонов двое суток простояли на запасных путях, истекая тающим льдом. На третьи сутки поезд пересек горы, однако на всем Среднем Западе выдалась необычно теплая для этого сезона погода. В Чикаго перепутали накладные — ничьей конкретно вины в том не было, с такой путаницей сталкиваешься сплошь и рядом, и холодильники застряли на сортировочной еще на пять дней. Нет необходимости вдаваться в подробности. Достаточно сказать, что в Нью-Йорк прибыли шесть вагонов отвратительного месива, которое еще надо было отправить на свалку, уплатив при этом изрядную сумму.
Когда Адам получил от контрагента телеграмму, он опустился в кресло, откинулся на спинку, и на лице его заиграла и застыла странная стоическая улыбка.
Ли в те дни не навязывался к Адаму с утешениями — пусть лучше он сам придет в себя после случившегося. Мальчики же слышали, что говорят в городе. Недотепа он, Адам Траск. Да что ожидать от всезнайки и фантазера? Сугубо деловые люди радовались своей осмотрительности. Настоящий бизнес — он солидности требует и опыта. Которым капитал даром достается, по наследству те первыми в переделки попадают. Какие тут еще доказательства? Посмотрите, как он хозяйство на ферме развалил. У дурака деньги не держатся. Поделом Траску, глядишь, за ум возьмется. Слышали, он по глупости у себя на фабрике производство льда вдвое увеличил?
Уилл Гамильтон хорошо помнил, что не только предостерегал Адама, но и предрекал, что произойдет, — так оно в точности и произошло. Особого удовольствия он при этом не испытывал, но что поделаешь, если не хотят слушать здравомыслящих людей? Уж кто-кто, а он, Уилл Гамильтон, знает цену пустым мечтаниям. Откуда-то подкралась исподтишка мыслишка: Сэм Гамильтон тоже порядочный недотепа был. А уж с Тома Гамильтона вообще взятки гладки чокнутый, и все тут.
Когда Ли счел, что срок пришел, он не стал ходить вокруг да около. Он решительно сел перед Адамом, давая понять, что хочет объясниться.
— Ну как настроение?
— Нормальное.
— Обратно в скорлупу залезть не собираетесь?
— С чего ты взял?
— У вас такой же отрешенный вид, как и раньше. И глаза, как у лунатика. Сильно расстроились?
— Нет, не сильно. Гадаю только, окончательно я в трубу вылетел или нет.
— Не окончательно, — сказал Ли. — У вас еще целых девять тысяч долларов и ферма.
— Да, но там счет на две тысячи за вывоз отбросов.
— Этот счет учтен.
— За новые холодильные установки надо платить.
— Уже уплачено.
— Выходит, девять тысяч осталось?
— И ферма, — уточнил Ли. — К тому же можно продать фабрику.
Лицо у Адама посуровело, недоуменная улыбка пропала. — Нет, я и сейчас считаю, что идея стоящая. То, что произошло, просто стечение обстоятельств. Фабрику я не продам. Холод все-таки сохраняет продукты, верно? Да и прибыль она как-никак приносит. Может, придумаю что-нибудь.
— Не что-нибудь, а то, что не требует расходов, — поправил Ли. — Жалко расставаться с газовой плитой.
Близнецы тяжело переживали неудачу отца. Им уже было пятнадцать, они свыклись с мыслью, что они сыновья состоятельного человека, и расстаться с ней было трудно. Если бы первоначальная затея отца не стала своего рода праздником — еще куда ни шло. Но они с ужасом вспоминали огромные полотнища на вагонах. Городские дельцы открыто подсмеивались над Адамом, а уж от школьников братьям вообще прохода не было. Их в одночасье прозвали Арон-салатник и Кейл-салатник, а то и еще хлестче — Салатная башка.
Арон первым заговорил о своих тревогах с Аброй.
— Теперь все по-другому будет.
Абра выросла в очаровательную девушку. С годами грудь ее округлилась, лицо светилось теплотой и приятностью. Она была не просто красива, но и умна, энергична и вместе женственна.
Она смотрела на его огорченное лицо.
— Почему по-другому?
— Потому. Бедные мы теперь.
— Разве ты не собирался наняться на работу?
— Я в колледж поступить хочу, ты же знаешь.
— И в колледж можно. Я буду помогать тебе. Твой папа — он что, все деньги потерял?
— Точно не знаю. Говорят, все.
— Кто говорит?
— Ну, вообще. Твои родители скорее всего тоже не захотят, чтобы ты за меня вышла.
— А я им не скажу.
— Очень ты смелая.
— Да, смелая, — сказала она. — Поцелуй меня.
— Прямо сейчас, на улице?
— Ну и что?
— Увидят же.
— Пусть видят на здоровье.
— Не надо! Не нравится мне, когда напоказ.
Абра стала перед ним, загородив дорогу.
— Вот что, мистер, извольте-ка сейчас же поцеловать меня.
— Но зачем?
— Затем, — медленно ответила она, — чтобы все знали, что я хочу быть миссис Салатная башка.
Он смущенно чмокнул ее в щеку, и они снова пошли рядом.
— Нет, пора давать задний ход.
— Что значит — «давать задний ход»?
— Не пара я тебе. Кто я теперь? Обыкновенный парень из бедных. Думаешь, я не вижу, как переменился твой отец?
— Вот выдумал, — сказала Абра, нахмурившись: она и сама видела, что отец действительно переменился по отношению к Арону.