К заоблачному озеру
Шрифт:
— Смотри, не скатись… — ответил он, стараясь шутить. — Помни, мы связаны веревкой. Без тебя я в Москву не вернусь.
— В случае чего, зайди к моей матери, — сказал я ему.
Гусев поглядел мне в лицо своими упрямыми глазами.
— Я уверен, что все будет хорошо…
— Ну, хош! В добрый час! — крикнул Сухорецкий и, повернувшись, большими тяжелыми шагами пошел вперед.
Простившись с Горцевым, я быстро догнал товарищей. Через несколько минут лагерь и провожающие скрылись в снежной мгле.
Подножие Повелителя Духов
Близко видать — да далеко шагать.
«Советская высокогорная научная экспедиция 28 августа 193… года исследовала ледник Северный Иныльчек от озера Мерцбахера до верховьев. Ведется топографическая съемка ледника. Группа участников экспедиции предпринимает завтра восхождение на пик Хан-Тенгри с его северо-восточных склонов».
Такую записку мы написали карандашом на листке бумаги. Вложили ее в пустую железную баночку, залили парафином плотно закрытую крышку, завернули в клеенку. Потом, сложив высокую красивую пирамиду, укрепили наше письмо на ее вершине.
Скупые и скучные фразы. Но сколько нужно было потратить усилий, чтобы написать здесь, в фирновом бассейне Северного Иныльчека, эти четыре строки.
Прошло семь дней, как мы простились с топографической группой и направились вверх по леднику.
Шли правым (по течению ледника) берегом, иногда поднимаясь по его древней морене на 200–300 метров над льдом. Пересекли 18 боковых ледников, которые вливались в могучее течение Северного Иныльчека.
Каждый такой ледник заставлял тратить много времени и сил. На одном участке пути нам вдруг удалось выбраться на высокую, ровную и хорошо слежавшуюся насыпь из валунов и мелкого гравия. Это была боковая морена ледника, отложенная им много тысяч лет назад. Местами на ней виднелась скудная альпийская растительность. Каждый из нас украсил свою шляпу букетиком нежных голубеньких незабудок и белых скромных эдельвейсов.
Солнце неустанно грело в течение всего пути. Продуктов было так мало, что нам, несмотря на большую физическую работу, приходилось ежедневно урезывать свои порции.
Каждый день все больше и больше открывался перед нами Хан-Тенгри. Не напрасно казалось Шекланову, что вот сегодня мы обязательно дойдем до его подножия. Проходил день. Налетал вихрь из долины, закрывая тучами морщинистый розовый лоб Повелителя Духов, словно задумавшегося над нашей дерзостью. Мы, падая от усталости, останавливались на ночлег.
А утром Хан-Тенгри стоял перед нами такой же далекий и недосягаемый. Только чуть яснее вырисовывалась какая-нибудь из его граней или резче выступала каменная морщина склона.
В местах отдыха мы оставляли продукты на обратную дорогу. Эти порции были смехотворно малы. Но Сухорецкий, мрачнея, на все наши вопросы отвечал:
— Тут легкий переход — пройдем его побыстрее на обратном пути, хватит и этого.
Вырубая ступени, поднялись, наконец, на ледник и вышли к его средней морене. Черные колодцы ледниковых мельниц, в которые с однообразным шумом низвергались небольшие ручейки, позволили Сорокину определить мощность льда. Его толщина достигала здесь 250 метров.
Временами наше внимание привлекал ледниковый стол удивительной формы. Похожий на чудесный гриб, возвышался большой камень на высокой ледяной ножке, наклонившись слегка, как цветок подсолнечника, в юго-западную сторону.
Средняя морена становилась все менее мощной. Ведь она образовалась из тех обломков, которые выносили на середину боковые притоки. А впереди таких притоков почти не оставалось.
Наконец, ледник приобрел «приличествующую льду» окраску. Правда, это принесло свои неудобства. Пришлось надеть защитные очки и опустить марлевые маски, предохраняющие лица от страшных солнечных ожогов.
Теперь мы были у подножия Хан-Тенгри. На привалах жадно разглядывали его в бинокль, стараясь угадать, с какой стороны лучше начать штурм вершины. Глубокая расщелина на южном склоне виднелась еще за два-три дневных перехода. Нам казалось, что в этой трещине лежит ледничок, который откроет нам путь на вершину.
Один Сухорецкий не разделял наших надежд.
Мы шли и шли вперед. Началась полоса трещин. Пришлось связаться, передовому идти медленнее, прощупывая каждый метр снежного покрова своим ледорубом.
В одном месте, где благополучно прошли мы все, Шекланов провалился. Хрупкий ледяной мостик не выдержал его тяжести. Рывок повалил меня на землю. Однако трещина оказалась неширокой и наклонной.
Шекланов задержался на глубине восьми метров. Мы все были сильно испуганы, но когда из ледяной пропасти послышалось фальшивое «Широка страна моя родная», даже Сухорецкий не мог удержаться от смеха.
Спустили Шекланову «стремена». Потом раздалась его веселая команда «Правая!», и мы потянули правое стремя. «Левая!» — и левая веревка пошла вверх. Так, перенося поочередно тяжесть тела с одной ноги на другую, может при помощи товарища подняться самый тяжелый человек.
Шекланов был, как всегда, настроен очень благодушно… Но падение принесло нам серьезный урон: оторвался и ушел под лед чехол с биноклем Цейса.
Сорокин, чтобы утешить Шекланова, сказал, что сможет точно вычислить, когда бинокль вместе со льдом спустится в долину. Лестница Соссюра, оставленная в верховьях альпийского ледника в Швейцарии, пришла в долину точнехонько по расписанию — через сорок четыре года. Правда, тот ледничок был в десять раз короче нашего. Но, оставив завещание, Али может надеяться, что его правнуки получат бинокль в сохранности.
— Да не трещи ты, ради аллаха, — сказал удрученный потерей Шекланов. — Ведь нам без бинокля очень скверно будет… Спустите меня вниз, ребята, я его найду.
Сухорецкий бросил камень в отверстие трещины. Камень летел бесконечно долго, ударяясь о ледяные стены. Стеклянный звон сосулек сопровождал его падение.
— Добрых двести метров, — сказал Сорокин. — Крест твоему биноклю.
Поставили Шекланова передовым и двинулись дальше.
Отчетливо виднелась теперь вершина горы, замыкавшая наш путь. Это была знаменитая Мраморная стена. Никто еще никогда не подходил к Мраморной стене отсюда, с запада, и так близко, как мы. Она была похожа на летучую мышь, которая распростертыми своими крыльями загораживала нам путь. По сравнению с вершиной Хан-Тенгри она казалась невысокой. Но зато крутизна ее склонов, неприступная и устрашающая, делала Мраморную стену непреодолимым препятствием.