Кабальеро де Раузан
Шрифт:
– Вы, сеньор?
– Да. Законы, порождающие и поощряющие преступление – это преступление против общества. Поскольку я писатель и оратор, то оспорил эти законы.
– Вы были членом Парламента?
– Да, Эдда, я занимаю там место. В Лондоне меня зовут лорд Дуглас.
– Я не знала, что вас так зовут.
– В Испании я граф Фуэнтес, а в Африке – эмир Абасси, – улыбнулся барон.
Эдда снова задумалась, затем сказала:
– Значит, вы отомстили за брата?
– Да, я получил удовлетворение за брата. Хэр убил Алсидеса,
– Вы потрясающий! – воскликнула Эдда.
– Те, кто не знает меня, приписывают мне преступления душегубов Эдинбурга.
– Вот это да!
– Меня назвали сообщником Берка и Хэра. Зависть способна не многое. Со временем вы узнаете каково счастье барона де Раузан. Ваша мать, моя единственная любовь, умерла, ударившись о скалы, мой брат, единственный друг, умер, подло задушенный; вас, моя дочь, подобрал карлик-идиот, и вы провели юность на ужасном острове; ваше сокровище исчезло. Эва, невинная Эва, умерла от любви ко мне, и я не спас ее, потому что не ценил, я бы только обманул ее. Я золотая статуя на глиняных ногах. Дочь моя, не все золото, что блестит. В неплачущих глазах есть слезы, а спокойное сердце тайно трепещет.
V I
Прежде чем покинуть Исландию, Эдда привела отца к месту, где была могила ее молодой матери. Там все также стояли два тополя. Просадка грунта показывала, что там было захоронение. Не найдено сокровище, зато найдена могила. Эдда упала на колени и помолилась. Барон вырезал на коре полярной ивы слово Сулина. Это имя было отпечатано и в его сердце.
Ноддок снова поднял паруса и направился к Северному морю в Альтону, город берегов Эльбы. Там барон попрощался с членами команды и подарил им корабль, а брат Мигель навсегда попрощался с Эддой и бароном, которые остались отдохнуть от путешествия.
Через месяц, всегда печальная Эдда сказала барону, что хотела бы вернуться в Капитул и провести там остаток дней. Барон сказал:
– Я отвезу вас в Капитул, но хочу, чтобы мы вместе съездили в бани Висбадена. Они полезны, я хочу посетить их перед возвращением в Тускуло.
– Приехать в Капитул днем раньше или позже – не имеет значения. Раз вы хотите, поедем вместе.
Барон не просто так отправился в Висбаден. Но пока мы не последуем за ними в Рин, потому что необходимо сказать несколько слов о баронессе и Тускуло.
Лаис была недовольна поездкой барона в обществе двадцатитрехлетней красивой канонессы, а также присутствием в доме Мана: «Мне никогда не нравился этот человек, он кажется немым псом, но никогда не крал и знал только хозяина».
Что касается канонессы, то для Лаис все было ясно, если можно так сказать: девушка была дочерью барона. Она сама была виновата, что не поехала вместе с мужем, ведь он потерял к ней доверие, как наверняка и любовь. Но таковы мы все: совершаем ошибки от незнания некоторых вещей, из-за слепоты пороков и страстей. Подсчитываем плохие поступки, а потом жалуемся на судьбу и наших ближних. Иногда мы совершаем не только ошибки, но и преступления. Тогда мы взываем к небу, обвиняем Божественность, и зовем себя несчастными!
Так случилось и с Лаис, которая, как ребенок, засунула пальчик в
Лаис родилась богатой. Ее баловали родители и первый муж, которому нравилось, когда ей рукоплескали и уважали. За ней ухаживали родственники и чужаки. Лаис была красива. Все это баловало ее, взращивало тщеславие, она не признавала разногласий, просто перепрыгивала через препятствия, чтобы выиграть или проиграть, но не отступала.
Если бы Лаис отделяла главное от второстепенного, случайное от постоянного, то возможно, подумала бы: «Поездка барона в обществе старика и канонессы пусть и странная, но не причина для ревности. Пребывание Мана в Тускуло – доказательство интереса моего мужа, ведь в мне в помощь он оставил своего доверенного человека. Это загадочно, но в этом нет ничего плохого». Но она увидела в поездке обман, а в Мане доносчика. Это уязвило ее больное самолюбие, и она решила не уведомлять о получении письма и дать понять открыто, что ее не волнуют дурные пороки мужа. Поэтому она вновь зажила жизнью роскошной, праздничной, чуть ли не скандальной, еще до приезда барона в город ***. Ей нужны были сообщники, которых она не нашла бы среди серьезных людей, уважающих себя и отсутствие барона. Она нашла их в лице замужней дамы, Мортимера и капитана Эркулеса, среди определенных дам и юнцов, которые ухаживали за ней, и которых она презирала. Что касается Пакито, то его место было везде, где жарят индюка или играют на скрипке.
Вскоре Тускуло превратился в Элизиум.
Лаис там плясала, пила, смеялась, ослепляла блеском платьев, красотой и приветливостью. Пусть читатель станет свидетелем тех веселий и шумных сцен.
Лаис восседала, как турецкая королева, и рассеянно вела игру с веером, а Мортимер, одетый по последней моде Парижа, бесстыдно ухаживал за ней. Поодаль стоял Эркулес, который мычал, как бык, и притворялся, что читает газету, хотя газета его мало занимала, потому что добрый молодец плохо знал буквы.
– Я допускаю, – сказала Лаис, – что должна любить человека по моде, а не юного волокиту или любого таланта, но между модным человеком и модной одеждой есть разница.
– Что вы понимаете под модным человеком?
– Об этом не спрашивают, дружок. Не так ли, капитан Эркулес?
– Правда, сеньора.
Следует добавить, что Лаис для пущего веселья, один день склонялась в сторону гражданского, другой день – в сторону военного. В определенный день она была нежной и вкрадчивой с одним, наглой и жестокой – с другим. В тот день она благоволила капитану.
– Об этом спрашивают, – сказал Мортимер, которого уязвила грубая шутка.
– Так вот, – сказала Лаис. – Если спрашивают, то не отвечают. Взрослые люди должны понимать, о чем речь, и если не понимают, то не должны спрашивать, иначе испортят себе репутацию.
– Вы рассержены?
Лаис не ответила Мортимеру и обратилась к Эркулесу:
– Капитан, вы огорчаете меня чтением этих газет в моем доме. Делайте это в кафе, а теперь подойдите сюда.
– Полагаю, я надоел вам, – сказал Эркулес и послушался баронессу.