Кабинет фей
Шрифт:
Краплёна, влюбленная в короля так, как лишь эдакое пугало может влюбиться, была рада предлогу поговорить с ним; она показала ему браслеты и спросила его мнения. Увидев их, он вспомнил о тех, что когда-то подарил Флорине; побледнел, вздохнул, долго молчал и наконец сказал:
— Эти браслеты стоят всего моего королевства. Я думал, что во всем свете лишь одна такая пара, да вот вторая сыскалась.
Краплёна вернулась на свой трон, где смотрелась она как устрица в ракушке, и спросила королеву, сколько та хочет за браслеты, не набивая цену.
— Нелегко вам было бы их купить, сударыня, — отвечала Флорина. — Лучше предложу вам другой торг. Позвольте мне поспать нынче ночью в Каморке Эха, что во дворце королевском, а я за это отдам вам изумруды.
— Так и быть, Милашка-Замарашка. — И Краплёна загоготала как безумная, обнажив корявые зубы, длинные, как кабаньи клыки.
По приказу Краплёны королеву отвели в Каморку. Она тут же принялась плакать да жаловаться:
— Стало быть, не ложно мое горе, о жестокий король-Синяя птица! Забыл ты меня, полюбил мою недостойную соперницу! И браслеты, которые я взяла из твоих бесчестных рук, не напомнили обо мне, вот как я тебе стала безразлична!
Тут рыдания оборвали ее речь, а когда она вновь нашла в себе силы, то продолжала горевать до утра. Королевские лакеи всю ночь слышали вздохи и всхлипы и доложили о том Краплёне, а та спросила королеву, что это, мол, она такой шум подняла.
— Я крепко спала, — отвечала та, — а во сне я громко разговариваю.
Король же, как ни странно, ничего не слышал: с тех пор, как он полюбил Флорину, сон его покинул, а потому, чтобы хоть немного поспать, он принимал на ночь опийную настойку.
Королева провела полдня в крайнем беспокойстве.
«Если он слышал меня, — думала она, — возможно ли столь жестокое равнодушие? А если не слышал — что же делать, чтобы услышал?»
Больше диковинок у нее не было; драгоценности, конечно, красивы, но, чтобы раззадорить любопытство Краплёны, нужно было нечто иное. Флорина разбила еще одно яичко — оттуда появилась карета из блестящей стали, изукрашенная золотом и запряженная шестью мышами; кучером был розовый крысенок, а форейтор тоже из крысиной породы, серой масти. В карете сидели четыре марионетки, попроворнее и поумнее тех, кого показывают на ярмарках Сен-Жермен и Сен-Лоран [29] . Они выделывали удивительные номера, особенно две маленькие цыганочки, так отплясывавшие сарабанду и пас-пье, что куда там самому Леансу [30] . Королева пришла в восторг от этого нового чуда некромантии. Она тихонько дождалась вечернего часа, когда Краплёна выходила на прогулку, и тогда уселась в глубине аллеи и пустила галопом мышей, которые везли карету с крысятами и марионетками. Эта новинка так потрясла Краплёну, что она принялась не переставая кричать:
29
…на ярмарках Сен-Жермен и Сен-Лоран. — Ярмарка Сен-Лоран проходила в парижском предместье Сен-Дени и открывалась 10 августа. Ярмарка в Сен-Жермен открывалась в феврале и закрывалась на Вербное воскресенье. На них разыгрывались балаганные представления.
30
…так отплясывавшие сарабанду и пас-пье, что куда там самому Леансу. — Сарабанда — старинный испанский народный танец в сопровождении гитары или под пение с флейтой и арфой; в XVII–XVIII вв. получил распространение в Западной Европе как медленный бальный танец. Пасс-пье или пас-пье (фр. passe-pied — букв, «выход ножкой») — старинный французский танец, близкий к менуэту и возникший предположительно в Нормандии или северной Бретани. Изначально сельский, танцевавшийся под волынку, он при Людовике XIV исполнялся на придворных балах. Леанс. — Вероятно, имеется в виду знаменитый танцор. Никаких сведений о нем найти не удалось.
— Милашка-Замарашка, Милашка-Замарашка, хочешь пять золотых за карету да мышиную упряжку?
— Спросите всех ученейших мужей королевства, сколько может стоить такое чудо, и я послушаюсь их мнения.
Краплёна, во всем властная да упрямая, отвечала:
— Не надоедай мне, грязнуля, а говори сразу цену!
— Еще одну ночь поспать в Каморке Эха, — сказала королева, — вот все, о чем я прошу.
— Да иди уж, поспи, чучело гороховое, не откажу тебе! — отвечала Краплёна и, повернувшись к дамам из свиты, сказала: — Вот ведь безмозглая, такие редкости задаром отдает.
Этой ночью Флорина говорила еще нежнее, но так же тщетно — ведь король не забывал принимать свой опий. А лакеи судачили меж собой:
— Эта крестьянка, не иначе, помешанная — что это она там бормочет всю ночь?
— А между тем, — возражали другие, — речи-то ее умные и страстные.
Флорина с нетерпением ждала рассвета, чтобы узнать, тронула ли ее речь короля. «Как! Этот варвар глух к словам моим! Он уже не слышит свою дорогую Флорину — а я-то имею слабость все еще любить его! Заслуживаю я, стало быть, его презрения!» — но все было напрасно, она не могла излечиться от любви. У нее оставалось последнее яичко, разбила она его — а оттуда появился пирог; в него запекли шесть птичек, обложенных ломтиками сала, прожаренных на славу и очень лакомых. При этом птички чудесно пели, гадали по руке, а в медицине смыслили больше самого Эскулапа [31] .
31
Эскулап — в древнегреческой мифологии (где он носит имя Асклепий), а затем древнеримской — бог врачевания.
Королева была в восторге от этой замечательной вещицы. Взяла она свой говорящий пирог и отправилась в переднюю к Краплёне. Пока она там поджидала, подошел к ней один из королевских лакеев и сказал:
— А знаете, Милашка-Замарашка, кабы король не пил сонных капель, он бы от ваших причитаний глаз не сомкнул!
Тут уж Флорина перестала удивляться, что король ее не слышит; порылась в торбе и сказала:
— По мне, пусть бы и вовсе не спал! А вы, если нынче не дадите ему этого снадобья, то получите все эти жемчуга да бриллианты!
Лакей тут же согласился и дал слово сделать, как она хочет.
Тут показалась Краплёна. Она увидела королеву, которая притворилась, будто собирается есть пирог.
— Что это ты тут делаешь, Милашка-Замарашка? — спросила Краплёна.
— Сударыня, я ем астрологов, музыкантов и медиков, — отвечала Флорина. Тут же птицы запели лучше сирен, а потом закричали: «Подайте нам золотой, расскажем, что было, что будет, чем душа успокоится». А та утка, что солировала, прокричала громче всех:
Кря-кря-кря, мы тут все — лекаря, лечим от всех болезней — от любви лечить бесполезно!Краплёна, которую это чудо поразило больше всех прежних диковинок, закричала:
— Провалиться мне на этом месте, что за чудо-пирог! Хочу, чтоб он был мой! Ну-ка, Милашка-Замарашка, говори, чего за него просишь?
— Как обычно, — отвечала королева, — поспать в Каморке Эха.
— Так и быть, — сказала Краплёна милостиво (уж больно она обрадовалась чудо-пирогу). — Да вот тебе пистоль [32] в придачу.
32
Пистоль — старинная испанская монета, бывшая в обращении во Франции, Италии, Германии и некоторых других странах.
Флорина, довольная как никогда, — ведь теперь она надеялась, что король наконец услышит ее, — поблагодарила и откланялась.
Как только пришла ночь, отправилась она в Каморку, того только и желая, чтобы лакей слово сдержал и вместо сонных капель дал королю другое питье, от которого тот глаз бы сомкнуть не смог. Едва все во дворце заснули, как начала она свои обычные жалобы.
— Скольким опасностям подвергалась я, пока искала тебя, — говорила она, — а ты меня избегаешь и на Краплёне жениться собираешься. Что же я тебе сделала, чтобы ты все свои клятвы забыл? Помнишь ли, как ты в птицу превратился, и как добра я была с тобой, да как нежно мы беседовали? — и повторила все, что они говорили тогда друг другу, — доказательство, что ничего для нее не было дороже этих воспоминаний. Король не спал; он ясно слышал голос Флорины, каждое слово различал и все никак в толк взять не мог, откуда слова эти доносятся. Однако в сердце его, изнывающем от нежности, с такой живостью возник образ его несравненной принцессы, что он снова ощутил всю боль расставания, как в ту ночь, когда ножи изранили его в ветвях кипариса. Он заговорил в ответ: