Кабинет фей
Шрифт:
— Скорее влюбленный, — сказал он.
В этот миг вошла Абрикотина и бросилась в ноги своей прекрасной госпоже: она поведала ей о приключении и живо описала портрет принца с весьма выгодной стороны.
— Я ненавидела бы всех мужчин, — добавила она, — не встреть его. Ах, сударыня, как он очарователен! Во всем его виде и манерах есть нечто благородное и остроумное; и поскольку все им сказанное бесконечно меня радовало, то, думаю, я поступила правильно, что не привела его сюда.
Принцесса ничего не ответила, продолжив расспросы о принце: не знает ли Абрикотина, как его зовут, из каких он краев, кто по происхождению, откуда явился и куда направлялся — после чего погрузилась в глубокую задумчивость.
Дух за это время успел осмотреться и сказал тем же птичьим голоском:
— Абрикотина неблагодарна, сударыня. Этот несчастный странник умрет с горя, если не увидит вас.
— И что же, попугай? Пусть себе умирает, — вздохнула принцесса, — а тебе, глупой птице, которая смеет тут рассуждать
Леандра обрадовало впечатление, оставленное у принцессы рассказом Абрикотины и речами попугая; он так любовался хозяйкой острова, что позабыл клятвы никогда уж больше не влюбляться: кокетка Блондина тут не могла идти ни в какое сравнение. «Возможно ли, — говорил он сам себе, — чтобы такое совершенство природы, такое чудо наших дней вечно оставалось на острове и ни один смертный не смел бы к ней приблизиться! Но, — продолжал он, — что мне за дело до других, если уж попасть сюда так повезло мне, если я вижу, слышу ее, восхищаюсь ею и уже без памяти люблю?»
Было поздно, принцесса прошла в зал из мрамора и порфира, где воздух приятно освежало множество бьющих фонтанов. Как только она вошла, заиграла благозвучная музыка и подали роскошный ужин. Вдоль стен располагались вольеры с редкими птицами, за которыми ухаживала Абрикотина.
За время своих странствий Леандр научился подражать птичьему пению, и он принялся посвистывать как те птицы, которых здесь не было. Принцесса послушала, огляделась с восхищением и, встав из-за стола, подошла поближе. Дух защебетал вполовину громче и звонче; подражая голосу кенара, он пропел стихи, вдруг пришедшие ему на ум:
Прекрасной жизни дни Бесследно пролетают, Для тех грустны они, Кто о любви не знает: Любовь вас умоляет В ваш дом ее впустить, Супруга посылает Она вам, может быть.Принцесса, удивленная еще больше, подозвала Абрикотину и спросила, не она ли научила петь кого-то из этих кенаров. Девушка ответила, что нет; однако, по ее мнению, кенары столь же сообразительны, как и попугаи. Представив, как Абрикотина дает уроки своему крылатому народцу, принцесса улыбнулась. Потом она вновь села за стол, чтобы завершить свой ужин.
Леандр устал с дороги и был изрядно голоден; он подошел к богато накрытому столу, от которого исходили такие соблазнительные ароматы. У принцессы был голубой кот [43] , какие в те времена вошли в моду, и она очень его любила; одна из ее фрейлин взяла его на руки и сказала ей:
— Сударыня, Василек хочет поесть.
Тотчас его посадили за стол перед золотым блюдечком, а рядом лежала искусно сложенная салфетка; кот, в ошейнике из жемчуга и с золотым бубенчиком на шее, принялся за еду с видом Раминагробиса [44] . «Ого! Ого, — сказал Дух сам себе, — толстый голубой котяра, да он, должно быть, отродясь мышей не ловил и уж наверное не родовитей меня, а какова честь — есть вместе с моей прекрасной принцессой! Хотел бы я знать, любит ли он ее так же, как я, и справедливо ли, что я вкушаю лишь дым, тогда как он поедает лакомые кусочки!» Он осторожно снял голубого кота, сел в кресло и посадил его себе на колени; никто не видел Духа: да и как его увидеть? На нем была красная шапочка. Принцесса накладывала куропатку, перепелку, фазана на золотую тарелку Василька: куропатка, перепелка и фазан исчезали в мгновение ока; весь двор говорил: «Никогда еще голубой кот не ел с таким аппетитом». Среди угощений стояло превосходное рагу. Дух брал его, вложив вилку в кошачью лапу; случалось ему за нее и дернуть; Василек, не понимавший шуток, мяукал и пытался царапаться, раздраженный до крайности; тогда принцесса говорила: «Подайте же пирог или фрикасе бедному Васильку; видите, как он их просит!» Леандр тихонько посмеивался над таким забавным приключением, но у него, не привыкшего есть так обильно, ничем не запивая, пересохло горло; он подцепил кошачьей лапой большую дыню, которая немного утолила его жажду, и, когда ужин был почти закончен, стянул из буфета две бутыли изысканного нектара.
43
Голубой кот — порода кошек с гладкой серой шерстью.
44
Раминагробис. — Имя впервые встречается в романе Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». Н. Любимовым переведено как Котанмордан (см.: Рабле 1973: 341–349). В нарицательный образ хитрого и самодовольного кота превратилось позднее: в частности, так зовут кота в баснях Лафонтена «Союз крыс» (La Ligue des rats), «Кот, Ласка и Кролик» (Le Chat, La Belette et le Petit Lapin) и «Старый Кот и Мышонок» (Le Vieux Chat et lajeune Souris). Кот Раминагробис упоминается в одном из писем В. Вуатюра.
Принцесса отправилась к себе, позвав Абрикотину, и уже в кабинете велела ей запереть за ними дверь; Дух не отставал и вошел третьим, никем не замеченный. Принцесса сказала наперснице:
— Признайся, что ты преувеличила, описывая мне этого незнакомца; ведь не может быть, чтобы он был так хорош.
— Уверяю вас, сударыня, — ответила девушка, — что я скорее уж недохвалила его.
Принцесса вздохнула и мгновенье размышляла, затем заговорила вновь:
— Я признательна тебе, — продолжала она, — что ты отказалась привести его с собой.
— Но, сударыня, — возразила Абрикотина (которая была очень хитрой и успела прочесть мысли своей госпожи), — что вам за беда, приди он полюбоваться чудесами наших прекрасных краев? Или вы хотите вечно прозябать в безвестности на краю света, спрятавшись от всех смертных? Зачем вам вся эта роскошь, пышность и великолепие, если никто их не видит?
— Замолчи, замолчи, болтушка, — замахала руками принцесса, — не тревожь счастливого покоя. Сама подумай: будь моя жизнь бурной, разве прожила бы я шестьсот лет? Лишь тихие и невинные удовольствия способствуют этому. Разве мы не читали в романах о революциях в больших государствах [45] , о внезапных ударах изменчивой судьбы, о немыслимых любовных смятениях, о горечи разлуки и ревности? Что виною всем этим тревогам и печалям? Только общение людей друг с другом. Я, стараниями своей матери, избавлена от подобных неурядиц: я не знаю ни сердечных мук, ни напрасных желаний, ни зависти, ни любви, ни ненависти. Ах! Так будем же, будем и дальше жить столь же безмятежно!
45
Разве мы не читали в романах о революциях в больших государствах… — Возможно, подразумеваются три исторических события. Первое — Английская революция и гражданская война 1640–1660 гг. Затем «Славная революция» 1688 г. в Англии, когда был свергнут и изгнан король Яков II Стюарт; в 1689 г. был принят ограничивающий права монарха «Билль о правах». Наконец, буржуазная революция в Нидерландах («Восьмидесятилетняя война», 1568–1648), в результате которой возникла Нидерландская республика (северные провинции, объединившиеся против власти Испании). Однако трудно определить, какие романы имеет в виду мадам д’Онуа. Непосредственно о событиях этих революций и гражданских войн ни во французской, ни вообще в европейской литературе XVII в. романов нет. О событиях в Нидерландах вскользь упоминается в повести аббата Сен-Реаль (1643–1792) «Дон Карлос» (Dom Carlos; 1672), а также в испанской новелле Катрин Бернар «Инесса Кордовская» (1696, см. Таблицу, с. 951 наст. изд.). Об Англии незадолго до «Славной революции» пишет сама мадам д’Онуа в «Воспоминаниях об английском дворе» (1695). Возможно, в данной фразе она имеет в виду не столько революции в современном понимании, сколько заговоры. Ей могли быть знакомы разного рода мемуары о Фронде и о разных знаменитых заговорах, в частности, «Мемуары» кардинала де Реца (Жан-Франсуа Гонди, 1613–1679), его же «Заговор графа Фиеско» (La conjuration du comte Jean-Louis de Fiesque; 1639), «Принц» (Le Prince; 1660) Гюэ де Бальзака (1597–1654), или, в устной передаче или рукописях, «Секретная история наиболее знаменитых заговоров» Эсташа Ленобля (1643–1711) (см.: Le Noble 1698).
Тут уж Абрикотине сказать было нечего. Принцесса, немного помедлив, поинтересовалась, что она об этом думает. Девушка спросила, зачем же тогда посылать портрет принцессы во многие дворы, где он послужит лишь причиной раздоров, поскольку все захотят им обладать и, не в силах этого добиться, придут в отчаяние.
— И все же признаюсь тебе, — сказала принцесса, — я хотела бы, чтобы мой портрет оказался в руках этого незнакомца, имени которого ты не знаешь.
— Ох, сударыня, — ответила Абрикотина, — уж не захотели ли вы страстно, чтобы вас увидели? Что ж, по-вашему, пусть это желание крепнет?
— Да, — воскликнула принцесса, — оно есть, и породили его уколы тщеславия, прежде мне незнакомые.
Дух не пропустил из этой беседы ни единого слова; многое из сказанного давало ему сладкую надежду, другое же — отнимало.
Было поздно, принцесса отправилась спать. Как хотелось Духу последовать за ней к ее туалетному столику, но, хотя ему стоило лишь пожелать этого, почтение его удержало: он подумал, что должен позволять себе лишь то, что она сама ему разрешит; чувства его были столь нежными и утонченными, что он терзался из-за пустяков.
Он зашел в комнатку рядом со спальней принцессы, чтобы иметь удовольствие хотя бы услышать ее голос. Та как раз спрашивала Абрикотину, не видала ли та чего-нибудь необычного за время своего маленького путешествия.
— Сударыня, — сказала ей девушка, — я проходила через один лес, в котором видела животных, подобных детям; они взбирались на деревья и плясали там, словно белки; внешность их уродлива, зато ловкость не имеет равных.
— Ах, как бы я хотела таких, — сказала принцесса, — но при подобной живости поймать их, должно быть, нельзя.