Кабинет фей
Шрифт:
Она за целое лье учуяла маленькую несчастную принцессу и прибежала на берег, чтобы найти ее прежде мужа. Оба были изрядно прожорливы, а уж безобразней их и придумать нельзя — с единственным косым глазом на лбу, огромной как печное устье пастью, широким и плоским носом, длинными ослиными ушами, торчащими во все стороны космами и двумя горбами — спереди и сзади.
Однако, увидев в богато украшенной колыбельке завернутую в пеленку из золотой парчи Любиму, машущую ручонками, ее щечки, подобные белым и алым розам, и смеющиеся алые губки, слегка приоткрытые, как будто она улыбалась чудищу, Истязелла впервые в жизни почувствовала что-то вроде жалости и решила сперва выкормить малютку, а уж потом, раз так полагается, и съесть.
Она взяла ее на руки, взвалила колыбельку на спину и пошла в пещеру.
— Смотри-ка, Сокрушилло, — сказала она своему мужу, — я принесла
— Ишь ты, — ответил Сокрушилло, — в тебе, как я погляжу, ума еще больше, чем жира. Дай-ка мне посмотреть на малютку: что-то уж больно она хороша.
— Попробуй только съешь ее, — сказала Истязелла, положив младенца в когтистые лапы мужа.
— Да я скорей умру с голода.
И Сокрушилло, Истязелла и их людоедушка принялись ласкать девочку совсем как люди, — вот уж поистине диво дивное.
Но при виде этих безобразных страшилищ бедное дитя, не находя сосок своей кормилицы, сморщило личико и запищало изо всех сил, так что эхо пошло по всей пещере Сокрушилло. Истязелла, испугавшись, что муж рассвирепеет, отнесла малютку в лес, за ней увязались и маленькие людоедики — всего их было шестеро, один другого уродливее. Как я уже говорила, она наполовину была феей; ее умение заключалось в том, чтобы взять волшебную палочку из слоновой кости да загадать желание. Итак, она взмахнула палочкой и сказала:
— Во имя царственной феи Друзио, я желаю, чтобы сей же час из наших лесов явилась самая красивая лань, нежная и кроткая; пусть оставит своего олененка и кормит это очаровательное создание, дарованное мне судьбой.
И в тот же миг появляется лань; людоедики радостно ее приветствуют. Она приближается и кормит малышку своим молоком; затем Истязелла относит дитя обратно в пещеру; лань бежит рядом, скачет и резвится: дитя любуется ею и гладит. Стоит девочке заплакать в своей колыбельке — лань готова накормить ее, а людоедики — укачать.
Так выросла королевская дочь, пока ее оплакивали днем и ночью; отец, считая ее погибшей в морской пучине, подумывал, кто же будет ему наследовать. Он завел об этом разговор с королевой; той же было все равно — раз ее ненаглядная Любима, к несчастью, уже пятнадцать лет как мертва, желать вновь увидеть ее — чистое безумие, а родить снова нечего и надеяться. Тогда король написал своему брату, чтобы тот выбрал среди его сыновей самого достойного и немедля прислал его. Послы, получив все необходимые указания, пустились в путь. А был он не близок, но крепки были корабли и ветер дул попутный, — так что вскоре они приплыли к брату короля, тоже владевшему большим королевством. Монарх принял их великолепно; а услышав просьбу отпустить с ними своего сына, чтобы тот наследовал его брату, и вовсе расплакался от радости, объявив, что пошлет того, кого сам бы сделал наследником; а был это второй его сын, равно прекрасный и знатностью и нравом, и все желаемые качества в нем доходили до истинного совершенства.
Тогда послали за принцем Любимом (так его звали); и хотя послам уже поведали о его достоинствах, они были поражены, увидев его. Ему было восемнадцать. Амур, нежный Амур был не так красив, но прелесть ничуть не умаляла воинственного благородства, так что весь облик его внушал нежность и уважение. Ему сообщили, что призывает его венценосный дядя и король-отец повелевает немедля отправиться в путь. Так он взошел на борт и поплыл в открытое море.
Предоставим ему следовать своим путем, и да хранит его судьба. Вернемся в пещеру Сокрушилло и посмотрим, чем занята наша маленькая принцесса. Она все растет и хорошеет, и можно сказать, что своими прелестями превзошла божество любви, граций и всех богинь вместе взятых. Казалось, в глубокой пещере Сокрушилло, Истязеллы и их людоедиков засияли солнце, звезды и все небесные светила. Жестокость этих чудовищ делала ее лишь еще мягче, а догадавшись об их пристрастии к человечинке, она всячески старалась спасать тех несчастных, что попадали к ним в лапы: случалось ей тем самым навлекать и на себя самое ярость людоедов. Кончилось бы тем, что их терпение лопнуло, если бы людоедушка не берег ее как зеницу ока. Ах! На что только не способно сильное чувство! Ведь это маленькое чудовище, с любовью созерцая прекрасную принцессу, и само обрело кроткий нрав.
Но увы! Как принцесса страдала, думая, что должна выйти замуж за такого отвратительного поклонника! Ее, ничего не
Она сшила себе наряд из тигриной шкуры: ее руки были наполовину обнажены; за плечами висел колчан со стрелами, а на поясе лук. Ее светлые волосы, перехваченные листиком тростника, развевались на ветру, падая на плечи и спину; на ногах были тростниковые же башмачки. В таком наряде она носилась по лесам, подобно Диане [91] , и так и не знала бы о своей красоте, не послужи прозрачная вода в источнике ей нехитрым зеркалом, в которое она часто смотрелась, не становясь, однако, ни тщеславной, ни самодовольной. Or солнца ее кожа, подобно воску, становилась лишь белее, и морской воздух не мог заставить ее потемнеть. Она питалась лишь тем, что удавалось поймать во время рыбалки или охоты, и под этим предлогом часто покидала ужасную пещеру, чтобы не видеть самых отвратительных из всех созданий, что сотворила природа. «О Небо, — говорила она, проливая слезы, — что я сделала тебе, что ты предназначило меня в жены этому ужасному людоеду? Уж лучше бы мне утонуть в волнах! Зачем мне жизнь, коли суждено прожить ее столь плачевно? Неужели ты не сжалишься хоть немного над моими страданиями?» — Так она взывала к богам, моля их о помощи.
91
Диана. — См. примеч. 9 к «Синей птице».
Когда разыгрывалась буря и море выбрасывало на берег каких-нибудь несчастных, она сразу бежала туда, дабы отвести их от пещеры людоедов. Как-то ночью задул ужасный ветер. Едва занялся день, она помчалась к морю и заметила человека, который, ухватившись за бревно, пытался достичь берега в борении с бурными волнами, отбрасывавшими его назад. Принцесса всей душой желала ему помочь: она делала ему знаки, показывая, куда лучше плыть, но он не слышал и не видел ее — вот, кажется, он совсем рядом и спасен, но затем волна накрывала его, и он опять исчезал. Наконец его выбросило на песок, лежащего без движения. Любима подошла к нему и, испугавшись его смертельной бледности, размельчила в пальцах всегда бывшие при ней травы с таким сильным запахом, что любой пришел бы в чувство, и натерла ему губы и виски. Открыв глаза, он так изумился красоте и одеянию принцессы, что едва мог понять, сон это или явь. Он заговорил первым, затем она, но они не могли понять друг друга и только обменивались внимательными, изумленными и восхищенными взглядами. Принцесса до этого встречала только бедных рыбаков — они часто попадали в лапы к людоедам, и многих из них ей, как я уже говорила, удавалось спасти. Что же было ей думать теперь, при виде самого прекрасного и роскошно одетого юноши на свете? А ведь это был принц Любим, ее родственник, чьи суда, попав в жестокую бурю, разбились о рифы; его люди, оказавшись во власти волн, погибли или были выброшены на далекие и пустынные берега.
Юный принц, в свою очередь, был изумлен тем, что столь восхитительное создание расхаживает в таком дикарском виде и живет в необитаемой глуши; а вспомнив всех знакомых дам и принцесс, подумал, что ни одна из них не могла сравниться с ней. Пребывая в этом взаимном удивлении, они продолжали говорить, но по-прежнему не понимали друг друга; куда больше значили их взгляды и жесты. Но вот принцесса вдруг вспомнила об опасности, которой подвергнется этот чужеземец, и на лице ее отразились печаль и уныние. Встревоженный принц хотел взять ее за руки, она же его отталкивала и, как могла, показывала знаками, чтобы он уходил. Она убегала от него, а потом возвращалась, знаками веля ему делать так же, — и он тоже сперва убегал, но затем возвращался. Тогда, рассердившись, она прикладывала к своему сердцу стрелу, показывая, что его могут умертвить. Он же, думая, что она хочет его убить, вставал на колени, ожидая удара; в ответ она лишь смотрела на него с нежностью: как, восклицала она, неужели и ты станешь жертвой моих жестоких хозяев! Увы! Этим глазам, коим так приятно созерцать красоту твою, суждено увидеть, как тебя разорвут на куски и сожрут без всякой пощады? Она плакала, и озадаченный принц ничего не понимал.