Качели Ангела
Шрифт:
Война…
Она досталась дедам – в Великой Отечественной, отцам – в Афганистане, а теперь вот выпала и нам.
Здравствуй, Чечня!
II
– Первый, первый, как слышно?
****
– Вас понял! Выполняем приказ.
****
– Андрюха, я прикрою!
****
– Слушай мою команду, бойцы!
****
– Командир ранен! Передай по рации. Как понял??!
****
– Илюха, братишка, где Влад?!
****
– Илюха-а-а, вставай, братишка, вставай!!!! Илья-а-а!!
****
– С. ка, они повсюду, эти чехи!
****
– Пацаны, нас пятеро осталось.
Из
Колонна нарвалась на засаду боевиков в ущелье. Бой длился восемь часов. Силы были неравны. Наши потери составили восемнадцать человек ранеными и десять убитыми. Оставшихся в живых – пять человек.
III
Июнь оголтело звенел, шумел, носился на самокатах, прыгал на скакалках, гонял мячи, цвёл буйством красок на клумбах, когда на перрон вокзала вышел из поезда человек в солдатской форме, возраст которого сложно было бы определить вот так сразу. На висках белела седина, у глаз залегла паутинка морщин, суровый взгляд и резкость скул. Ему можно было бы дать и двадцать и сорок пять. Это был Андрей.
Он возвращался домой, к матери и сестрёнке, вместе с ним переживших в своих сердцах ужасы войны.
Почему говорят, что чеченский синдром он только у тех, кто там был? Не-е-ет. Нет, скажу я вам!! Этот синдром он у каждого, кто мучительно ждал, в тревоге прослушивая каждый блок новостей, кто не спал ночами, кто улыбался окружающим, в то время, как сердце было в клочья, он у тех, чьи головы поседели раньше времени, он у тех, кто плакал, глядя, как кричит ночами муж или отец, потому что ему снова и снова снятся эти пацаны, этот бой, этот ад, пропитанный гарью и кровью. А ещё чеченский синдром навсегда сожрал тех, кто не дождался с той войны своих близких.
Такими были теперь родители Влада и Ильи. Нет больше рыжеволосого солнышка – косая сажень в плечах. Нет волейболиста Влада, рассудительного и умного. Только Андрей возвращался сейчас домой.
IV
Стоял декабрь 2005 года. На носу Новый год. Андрей спешил домой к жене и сыну, когда из подворотни вышли двое.
– Эй, мужик, закурить не найдётся?
Андрей потянулся за пачкой, и тут в грудь ему прилетел удар ногой. В тот же момент Андрей сделал выпад и нанёс ответный. Боевая подготовка и служба в Чечне не забылись, да и занятия боксом дали свой результат. Андрей раскидал обоих, когда внезапно напали сзади, острая боль пронзила насквозь.
– Ножевое, – пронеслось в голове.
Оказалось, что эти двое были не одни. В глазах потемнело, по спине потекло что-то липкое и горячее.
– Кровь, – понял Андрей, – Ну держитесь, сволочи!
Их было пятеро.
Андрей держался до последнего, но силы покидали его. Внезапно земля стала уходить из-под ног. Он рухнул в снег.
– Сын с Аринкой плакать будут, – последнее что промелькнула в его голове.
Сквозь туман он увидел, как с другой стороны арки, в свете фонаря появились словно из ниоткуда два силуэта. Подонки, увидев их, собрались было бежать, но не тут то было. Резкие и точные удары уложили всех, спасителя связали руки подонкам за спиной их же собственными ремнями и шарфами, а затем подошли к Андрею.
– Мужики, – через боль прохрипел он, глядя на них – Спасибо вам! Вы мне жизнь спасли.
– Своих не бросаем!
Слишком знакомый и родной, чтобы ошибиться…
– Господи… – в изумление прошептал Андрей, – Илюха, Влад, пацаны, вы?!
В ответ прозвучал голос Влада:
– Сейчас сюда женщина зайдёт, она и скорую вызовет. Ты будешь жить, братишка. Живи. За себя и за нас живи. Однажды встретимся. А пока прощай. Нам пора.
Два силуэта таяли в свете фонаря, растворяясь и осыпаясь снежинками, блестящими и кружащимися в танце зимы.
Через секунды в арке показалась женщина, она вскрикнула и тут же принялась звонить в милицию и скорую помощь. Через десять минут машины уже забирали свору недочеловеков, валяющихся кучей на снегу.
А скорая, включив сирену, увозила Андрея. Мужчина, лежащий на носилках, прикрыл рукой глаза. Он не хотел, чтобы медики видели его слёзы, катящиеся градом. И лишь его частое дыхание выдавало рвущиеся наружу рыдания, которые он отчаянно пытался сдержать.
Над миром наступала новогодняя ночь.
А завтра было Рождество
– Завтра Рождество, – задумчиво проговорила мама, глядя на окно, за которым кружились лёгкие пушистые снежинки и ложась на стекло, заглядывали в комнату, – Слышишь, Санька, завтра Рождество, я тебе подарок приготовила, свитер связала, какой ты хотел – бежевый, крупной вязки. Ой, вот и проболталась раньше времени, ну да ладно, что с нас женщин взять, болтушки – одно слово.
Мама ласково погладила сына по ладони. От руки его тянулась трубка капельницы, к пальцу был присоединён оксиметр, лицо казалось абсолютно белым, под цвет бинтов, которыми были перевязаны голова и грудь. Рядом с кроватью мерно гудели приборы. Аппарат ИВЛ дышал за её сына, поднимая и опуская его грудную клетку, сам Санька дышать не мог. Он находился в коме уже месяц.
В первых числах декабря они попали в автомобильную аварию, за рулём был друг, на заднем сидении находились ещё двое парней. Просто поехали прокатиться по ночному городу, когда навстречу им на перекрёстке вылетел лихой водитель. Как оказалось позже он находился в состоянии алкогольного опьянения. Друг сына резко повернул влево, чтобы уйти от столкновения, машину закрутило на ледяном полотне дороги и затем выбросило на бетонное ограждение, расплющив автомобиль со стороны пассажира всмятку.
Прибывшие на место спасатели долго извлекали на свет её сына, он просто перемешался с железом, врезавшемся в его тело тут и там. Это было поразительно, но друзья отделались незначительными травмами и переломами, их увезли в больницу скорой медицинской помощи, а Саньку всё ещё вырезали буквально по сантиметру из корпуса автомобиля.
Обезумевшие мать с отцом примчались в приёмное отделение едва им сообщили из полиции о случившемся. Отец потирал грудь, он перенёс инфаркт в прошлом году, и сейчас сердце мучительно ныло и горело, но он не обращал на это внимания. Мать же словно окаменела, она не рыдала и не устраивала персоналу истерик, молча выслушав врача, вышедшего к ним из операционной, и задала лишь один вопрос: