Кадет
Шрифт:
Однажды в дверях показалась баба.
– Ой, Боженьки, как они прыгают!
– сказала она.
– Мальцы, да вы на гвозди напоретесь, да и сено стаскаете.
– Ничего, тетка, - крикнули ей, - гляди, как мы!
– Неужели вы и взабыль солдаты?
– спросила баба.
– Ну конечно, солдаты, - ответили ей. Баба постояла, покачала головой и ушла.
В открытые двери было видно, как над деревней, слегка дымясь, шли курчавые облака. Столбы солнечных лучей прорывались во все прорехи крыши, и в них толкалась радужная
В тот же вечер на поверке они увидели нового добровольца, рыжеусого солдата, одетого в старый заплатанный мундир, с двумя медалями, приколотыми булавкой к груди, с головой, остриженной крыльцами. Усы его топорщились; он стоял навытяжку перед полковником.
– Ребята, вот ваш новый фельдфебель!
– сказал им громко полковник.
Мальчики быстро узнали в новом солдате местного мужика, что часто сиживал на берегу, покуривая трубочку.
После поверки фельдфебель собрал добровольцев в кружок, подкрутил свой ус и басом приказал:
– На месте! Шагом марш!…
Когда добровольцы затопали, фельдфебель резко начал отсчитывать, пока не добился твердости, запел и начал с голоса их учить лихой и веселой песне.
Возвращались они, окружив фельдфебеля со всех сторон, заглядывая ему в лицо. Он степенным баском им отвечал. В сенном сарае все уселись вокруг него, и Митя спросил:
– Господин фельдфебель, а что у вас за медали?
Далеко на деревне пела гармонь.
– За отличные Царя маневры, - ответил он и добавил: - Это было время. Да.
Мальчики затихли.
– Далеко время уже проникшее, - начал фельдфебель.
– В Архангелгородском полку я служил. Это же полк… А выступили мы на государев смотр, погрузившись на шелон. Ушло далеко время теперь. Небольшие у солдата волоски были, а шевелились. Вот вы, кадеты и прочие господа, значит, офицерами будете, - сказал он, помолчав.
– Вам о нашей службе надобно знать.
– Да, - ответил вполголоса Митя.
– Рядом с Государем Императором на конях летали, - продолжал фельдфебель, подняв
палец, - дай Бог умереть за такую радость… господи, да мы теперь словно сетку на глаза навели. Я говорю их высокоблагородию полковнику Лебединскому: я старый, ваше высокоблагородие, у меня жена и парнишка, а не могу я глядеть, как такие ребята, чистые малыши, прости Бог, за Россию драться идут. Сделайте божескую милость, примите в часть. Жена плачет, а я ей говорю: дура баба… ты чего плачешь? Разве я на плохое дело иду? Разве ты одна теперь, дура баба, плачешь…
– Архип Семенович, так вы теперь всегда будете с нами?
– спросил его Лагин.
– От полковника приказание получил, значит, так, - ответил он.
– Вот хорошо-то!
– сказал Митя.
– А вы нас песни петь научите?
– Дойдем до всего - и петь, и стрелять, и на конях ездить. Вот служба была. Конь у меня, - Лотос звали… Молодых солдат
Как с началия идем, песни поем. Очень твердо помню, как циримуляром ходили, какие лошади были. Как веселились, как благодарили великого Государя и свое начальство… Бывало, марш играют. Конь трубой… Лошадь шевелится, она чувствует. И как было весело, и как усердно солдат себя вел. Солдат, как лялечка. Сапожок у него на ноге горит, - фельдфебель хлопнул себя по голенищу, - шпора - бряночка. Бывало, идем строем, тарелки лязгают, бунчуки так и ревут, запевала заведет, да как за ним привдарят… А то, бывало, вечером сидим около казармы… Иван, как сейчас помню, песню затянет, мурашки по телу пойдут. Фельдфебель тихо запел:
Аи ты, драгунчик, соскучился. Да драгунчик замучился… По своей родной кровиночке…
– Да, искренности той нет, - петь, сказал фельдфебель.
– Не плакавши, слезы просятся. Ночью лежишь, и словно вошь не дает спать…
– А что же теперь будет?
– спросил Митя.
– По кому теперь человек должен равняться?
– громко спросил фельдфебель.
– Вот за-
помни, что старик говорит. За Богом молитва, а за Царем служба не пропадет. Идти бодро, весело на врага, не сильной, не дюжей бьет, а смелый, упорный и храбрый. Держи коня сытого, шашку вострую, догонишь врага и побьешь… Так было по старине, а теперь этого нет, - сказал он и поник головой.
– Самое первое плечо погибло, - добавил он грустно.
Митя сидел, обняв Лагина за пояс. Ему от слов солдата стало тяжело.
Фельдфебель вышел из сарая и, сев на камень, закурил трубку.
18
Отряд вызвали в тот же вечер. Рожок загудел, полковник отдал команду, и все двинулись. Позади отряда на телеге везли бочонок с водой, в которую полковник влил бутылку рома. Все желали выпить. В походе все настоящие солдаты пьют. Так, прикладываясь к крану, наигрывая «козочку» и распевая, добровольцы продвигались вперед.
В четырех верстах от Ярославля по Ростовской дороге у небольшого имения была объявлена ночевка. Это был деревянный, обшитый тесом
дом, на площадке перед которым росла елка. К ветке дерева был привязан ручной филин, и добровольцы, обступив его, долго наблюдали, как филин глядел на них круглыми глазами. Ночью заухали орудия, загромыхало вдали перекатами, и неприятельские снаряды начали рваться вблизи имения, брызгая вверх желтым пламенем.
Полковник вывел отряд в поле, и добровольцы увидели, как снаряд хватил в стену дома, как крышу имения прорвало пламя и взвилось костром, осветив поля и дымные взметы орудий. Ночевали в поле.