Кадын
Шрифт:
Мы молчали, до конца не осознавая свершившееся. Слишком быстро сменилась наша дорога, и я, еще миг назад готовая никогда больше не увидеть отца и братьев, не знала теперь, хорошо ли не жить в чертоге с девами.
— Иногда случается такой выбор духов, но редко, — послышался голос в стороне. — Вы останетесь с Луноликой, но быть ей верной среди людей сложнее.
— К вам чаще люди придут за помощью, вы ближе будете, — заговорила другая дева. — Я знаю, я помню: в нашем стане одна дева жила, когда была я ребенком.
Я поняла, что они хотят нас успокоить. Но в этом не было смысла: сердце мое было тихо. Я кивнула своим
Все столпились рядом, наблюдая за нами молча. Теперь, без масок, сняв и покрывала, в простых куртках, обычными людьми они были, простыми девами. Глаза их светились любопытством и жалостью, и только серебряные пояса посвященных их отличали. Мне под их взглядом отчего-то вдруг стало весело. Верно, жалели они, что не будем мы с ними жить вместе, не будем в танцах и обрядах участвовать, не будем дары богатые от людей получать. Но мне все это вдруг безразлично стало. Теперь я знала, что только такая доля могла быть у меня, что там, в людях, больше нужна я, чем здесь, затворницей. <…>
Глава 5. Страна озер
Три года спокойна и тиха жизнь моя была. Как простой пастух, я жила. Два лета с царскими табунами кочевала, год с оленями на холодные пастбища поднималась. Братья мои нарадоваться на меня не могли: дельный работник ты — говорили. Их жены с телег не сходили, у костров пищу варили, а я с седла не слезала, всю работу сама делала, помощи ни от кого не ждала.
В те годы сблизились мы с Талаем, совсем как брат и сестра с ним стали, сердца открытыми друг для друга держали. Он все лето по кочевьям и пастбищам разъезжал, кто где кочует, лучше всех знал. Но к нам чаще всего наведывался, коней смотрел, лечил, а если лошадь в табуне родить готова была, так по несколько дней оставался, пока жеребенка не встретит.
Счастливое было то время. Ночами сидели мы с ним у костра, говорили — наговориться не могли, молчали — не могли намолчаться. Ни людей, ни молвы уже не боялась я. Смешно становилось, как вспоминала те мысли. А если долго не заезжал он к нам, я тосковать начинала и томиться, хотя сама этого не понимала. Работа из рук валилась, все по далям глядела и не знала, чего ищу. Лишь когда опять к нам приезжал, я оживала.
И говорить бы не стоило о том времени и о чувствах моих, если бы тогда не открылись нам земли Оуйхога — страны озер и Талай не помог в этом.
То было в третий, последний год моего пастушества. Засуха несколько лет уже мучила наши земли. Внизу пастбища выгорали, скот страдал, пастухам приходилось гнать их на зимние пастбища, другие же резать стали овец и коз, стада уменьшая.
Как велел мой отец земли новые под пастбища искать, Талай вспомнил рассказы о прекрасных выпасах в стране озер где-то на юго-востоке — Оуйхог, так эту землю называли. Наши люди не знали о ней ничего, одно только слышали — земли те охраняют Чу. Талай три дня ехал вверх по Чистому Ару, пока не дошел до устья, где молочная река в него впадала, окрашивая воды. Выше Ар прозрачен, здесь же мешался и становился таким, как мы его знаем, — белым. Молочные воды с высоких гор идут, решил Талай и повернул вверх по молочной реке.
— Я должен был догадаться и пойти по правому берегу, но не было хорошего брода на Аре, — рассказывал мне Талай. — Лишь ниже устья нашел переход, где мой конь не оступался. Так и пошел. Думал сначала: выше переправлюсь, — да забыл. Лишь тогда
С удивлением я слушала этот рассказ. Малодушным Талай никогда не был, я знала, и если оберегался от чего-либо, то была настоящая опасность. Но мне тогда неведомы были Чу.
— На правой стороне там — безлесые сопки. Травы хорошие. Чуть дальше впадает в молочную другая река, небольшая и чистая, там кусты растут, устье же, узкое, меж двух скал, заболочено. Наломал я хвороста, не хотелось по соседству с Чу без огня сидеть, разложил огонь да все на другой берег смотрел. Видел их тени. Всю ночь ходили, но не видели меня. Костер потух, а я так и смотрел до утра, как молчаливые, огромные по ту сторону бродят Чу.
— Что же они бродят?
— Того люди не знают.
— Никто не пытался заговорить с ними?
— Есть, говорят, камы, кто с ними пытался вести разговор, но не отвечают Чу. Слишком горды. То былое племя, племя царей, говорят. Раньше я думал, что только на нашей реке стоят их дома, теперь знаю: настоящий их стан — это долина молочно-белой реки. Весь левый берег застроен их каменными холмами!
— Ты вновь перебрался туда?
— Да, через день. Там и есть Оуйхог, царевна, страна озер. Деревьев там мало, они растут только вдоль реки, зато какие там травы, какие выпасы! По левому берегу, за плоским отлогом, холмы открытые и пустые, на долгие переходы. Белые стены на севере не видны, так далеко они лежат. В холмах же мне встречалось множество разных птиц, я не знал голода. Подножья многих холмов создают чаши, где спокойно лежат все лето и не пересыхают чистые озера. Самые большие питаются родниками и реками и разливаются широко, в них есть рыба, я понял, но у меня не было с собой снасти. Обильная трава, мхи для оленей, охота, рыба — в тех местах есть все, чтобы там жить. Одно только мешает — Чу.
Он замолчал, и мы слушали треск огня.
— Спасибо, Талай. Я поеду туда. Если с Чу можно договориться, эти пастбища помогут нам, пусть только и на одну зиму, если потом братья велят уходить. Ты проведешь меня?
Мы отправились в путь через день.
Так далеко наш выпас был тогда, что три дня мы только спускались. Все это время думали, заехать ли в царский стан, рассказать ли отцу или сначала разведать самим все. Талай настаивал, чтобы я первой там побывала. Меня удивляло это.
— Я не пастух, — говорила, — что смогу там понять? Ты больше знаешь про Оуйхог, расскажешь отцу. Я нового не добавлю. Потом поедем туда вместе с воинами и пастухами.
— Нет, царевна, тебе не до конца еще ясно: только Чу — забота тех мест. Пастбища я сам уже высоко оценил, а еще выше — мой конь: видишь, как шкура его лоснится. Но Чу — это не сорняк и не овод. Кому, если не Луноликой матери деве, оценить земли, где живут они? Если не сумеешь с ними договориться, закроем те земли и дорогу туда забудем.