Как читать и понимать музей. Философия музея
Шрифт:
В отличие от Британского музея, который далеко не сразу оказался готов к приему большого числа посетителей, в течение каждой декады (по календарю, введенному после революции и заменившему деление на недели) Лувр пять дней работал для художников и ученых и три дня – для широкой публики. По сохранившимся документальным источникам, его посещаемость доходила до 5000 человек в день, а демократические принципы устройства вынуждали элегантных господ осматривать музей в толпе с простым крестьянским людом.
Расширению сферы знания на переломе XVIII–XIX вв. соответствуют кардинальные изменения экономического и социального плана, вдохновленные авторами французской «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел» (Encyclop'edie, ou Dictionnaire raisonne de sciences, des arts et des m'etiers). Эта «книга», по выражению, русского философа Н. Ф. Федорова, лежит «в основе музея» (11). Одиннадцатый том «Энциклопедии», вышедший в 1765 г., содержал описание музея (Лувра), как его себе представляли просветители.
Оноре Домье (Honor'e Victorin Daumier), 1808–1879
Любители искусства. Бумага, акварель. 1863–1869
Шарль Персье (Charles Percier), 1764–1838, Пьер Фонтэн (Pierre Fontaine), 1762–1853
Скульптурная галерея Лувра. Акварель. 1809
В 1790-е гг. в рядах республиканцев развернулась дискуссия о том, как следует показывать народу художественное наследие монархии. Оказалось, что «революционный» музей по существу демонстрировал ценности сметенного режима. Лувр первым испытал неизбежное противоречие между первоначальной природой своего пространства и необходимостью следовать политическому курсу новой власти, осуществляя специальные усилия, чтобы художественные вкусы прежнего времени стали доступны для так называемых санкюлотов (от фр. sans – без и culotte – штаны), революционно настроенных представителей третьего сословия. Уже с первых шагов в практике публичного музея сплелись задачи просвещения и политика. Между тем культурологи будут не раз отмечать, что особенность музея как пространства состоит именно в том, что он всегда остается «другим» по отношению к реальной жизни, протекающей за его стенами.
Занимавший видное положение в революционной Франции живописец Жан-Луи Давид (Jean Louis David, 1748–1825) заявлял, что музей не должен просто выставлять на обозрение предметы роскоши и служить для утоления праздного любопытства, его задача – учить (12). Поэтому в период якобинского правления неподходящие, на взгляд революционеров, картины религиозного или монархического содержания снимались со стен. Лувр, таким образом, изначально стал инструментом создания новой системы общественных ценностей и новой исторической «достоверности», основанных на республиканских и антиклерикальных убеждениях.
После национализации королевской собственности музей находился на попечении французского государства. Вначале им руководил специальный комитет, состоявший в основном из маститых художников, но когда власть перешла к Наполеону, весьма не любившему всякие комитеты, то по его указу 19 ноября 1802 г. был назначен директор Музея Лувра. Им стал барон Доменик Денон (Dominique Vivant, Baron Denon, 1747–1825), которому должны были подчиняться и другие национализированные собрания Франции, включая Версаль и 22 провинциальных музея.
Денону выпала необычная судьба сформировать самую выдающуюся художественную коллекцию в истории и заложить основы профессиональной музейной деятельности. Отпрыск аристократической фамилии, он начал службу еще при короле по линии Министерства иностранных дел и, в частности, летом 1772 г. был направлен секретарем посольства Франции в Петербург, ко двору Екатерины II. Именно Денон способствовал визиту в Россию знаменитого французского энциклопедиста Дидро, чья библиотека, ввиду финансовых затруднений философа, была приобретена русской императрицей. В настоящее время она входит в собрание Государственного Эрмитажа, а имя Денона в какой-то мере связывает оба знаменитых музея.
Робер Лефевр (Robert Lef`evre),
1755–1830. Барон Доменик Виван Денон Холст, масло. 1808
Луи-Шарль-Огюст Кудер (Louis-Charles-Auguste Couder), 1790–1873
Наполеон, обсуждающий проект новой лестницы в Лувре c архитекторами Персье и Фонтэном
Холст, масло
Начало XIX в.
Современники описывают забавный эпизод встречи барона с молодым артиллеристским офицером, которому на приеме в доме министра Талейрана (Charles Maurice de Talleyrand-P'erigord, 1754–1838) Денон не только любезно предложил свой бокал лимонада, но и вел с ним оживленную беседу. Впоследствии оказалось, что его новый знакомый – будущий император Франции Наполеон Бонапарт, чьим военным удачам Лувр вскоре будет обязан богатством и процветанием. В свою очередь, для современников Наполеона музей станет олицетворением военной мощи империи и доблести ее главного полководца.
Французская революция кардинально поменяла прежние правила собирания коллекций. Известно, что в период Итальянского похода Наполеона (1796–1797) в обозе войск находились ученые, художники, археологи, указывавшие военным на наиболее ценные культурные памятники, включая картины, статуи, книги… для их перемещения во Францию. Когда в июле 1798 г. армия возвратилась в Париж, по улицам везли огромные ящики, украшенные лавровыми венками, цветами и флагами. В них были упакованы картины и скульптуры, предназначенные для Лувра. Правомерность притязаний Франции на обладание мировыми шедеврами в письме к Наполеону обосновал его министр юстиции: «…их нахождение в стране Свободы будет способствовать дальнейшему процветанию Разума и счастья людей» (13).
Экспроприации и реквизиции художественных ценностей в период военных походов Наполеона парадоксальным образом способствовали тому, что они впервые стали предметом юридических отношений. Так называемый Кодекс Наполеона (Code Napol'eon), сборник законов гражданского права, регулирующих жизнь в стране, закрепил за художественными ценностями статус общественной собственности.
В силу исторических обстоятельств начальный профессиональный опыт музея Лувра оказался тесно связан с организационными навыками французских войск. Это касалось устройства хранилищ для произведений искусства в полевых условиях, их сортировки, регистрации и описания, а также упаковки для транспортировки на дальние расстояния.
Итальянский, как и Египетский поход Наполеона (1798–1801), в который он пригласил с собой барона Денона, пока еще не занявшего пост директора Лувра, но уже неутомимо собиравшего для музея коллекцию уникальных древнеегипетских артефактов, свидетельствовали, что на стыке XVIII–XIX вв. на первое место в общественном сознании европейцев вслед за интересом к естественным наукам вышла история. В эпоху зарождения новых экономических отношений и появления новых сословий, для того чтобы научиться действовать в настоящем и строить будущее, европейцам потребовалось понимание прошлого. В этих обстоятельствах «вещи первыми обрели свою историчность» (14), а иными словами, стали восприниматься как объекты культуры и подверглись музеализации (термин используется в западной музеологии), или музеефикации. В научной литературе этот процесс обычно описывают как «перемещение вещи из одного смыслового пространства в другое» (15), в результате чего она становится носителем культурной памяти.