Как Гитлер украл розового кролика
Шрифт:
— Улиток детям! — воскликнул месье Фернан. — Они никогда не пробовали улиток!
Макс в ужасе уставился на улиток и не мог заставить себя притронуться к ним. А вот Анна, подбадриваемая Франсин, попробовала одну и решила, что по вкусу она напоминает жареные грибы. В результате они с Франсин съели не только свои, но и Максовы улитки. А в самом конце трапезы, когда все уплетали слойки с кремом, появился старик с аккордеоном. Он уселся на свой стульчик и заиграл, и скоро какие-то посетители вышли из-за столов и стали танцевать прямо на улице. Задорный моряк неожиданно подошел к маме и пригласил ее на танец. Мама сначала удивилась, но потом приняла приглашение. И Анна смотрела, как она кружится в танце, все еще удивленная, но в
Наконец месье Фернан сказал:
— Ну, пора двигать!
Они шли по улицам вместе с толпой. Было гораздо прохладнее, чем днем, и Анна совсем не чувствовала усталости. Всюду играли на аккордеонах и танцевали. Они то и дело присоединялись к танцующим. В некоторых кафе в честь праздника бесплатно угощали вином, и взрослые время от времени останавливались, чтобы выпить по бокалу, а детям наливали «кассис» — ликер из черной смородины. В лунном свете блестела река. Над ней, как огромное темное существо, возвышался собор Парижской Богоматери. Потом они шли вдоль берега, под мостами. Тут тоже играла музыка и танцевали люди. И Анна утратила чувство времени и просто в счастливом изумлении шла за месье Фернаном.
Неожиданно Макс спросил:
— Что это за странный свет в небе?
Оказалось, это заря.
Они как раз пришли на главный рынок Парижа. Вокруг грохотали по булыжникам тележки с овощами и фруктами.
— Ну что — проголодались? — спросил месье Фернан.
Несмотря на то что к этому моменту они съели по два ужина, каждый чувствовал, что умирает от голода. Здесь не играли аккордеоны, и люди просто готовились к началу рабочего дня. Хозяйка маленького кафе разливала по плошкам дымящийся луковый суп. Они уселись на деревянные лавки вместе с рабочими рынка и съели по полной плошке, ломтями хлеба подобрав все до капельки. Когда они вышли из кафе, наступил день.
— Вот теперь можно отправлять детей в кровать, — сказал месье Фернан. — Теперь они знают, что такое четырнадцатое июля.
Уже сонные, они распрощались с Фернанами и поехали домой на метро с припозднившимися после праздника горожанами и теми, кто спешил на работу. И, едва добравшись до кроватей, тут же отключились.
Но перед тем как уснуть, Анна успела сказать:
— В Германии мы никогда не праздновали четырнадцатое июля.
— Конечно, нет, — ответил Макс. — Там не было Французской революции.
— Да знаю я, — сердито буркнула Анна и добавила, уже сквозь сон. — Но это было чудесно!
Начались летние каникулы. Как раз когда они раздумывали, как их провести, пришло письмо от герра Цвирна. Он приглашал их всей семьей приехать в «Гастхоф Цвирн» в гости. А когда они стали гадать, откуда взять деньги на дорогу, папе заказали три статьи для французской газеты и заплатили за них намного больше, чем ему обычно платили в «Парижанине». Это решило проблему.
Все радовались открывшимся перспективам, а в довершение к этому Макс принес домой отчет о своих учебных успехах. Читая его, мама и папа не могли поверить своим глазам: ничего похожего на привычные «не старается» и «не выказывает интереса» там не было и в помине. Вместо этого было написано «смышленый» и «трудолюбивый», а внизу листа директор добавил свои комментарии: Макс сделал замечательные успехи. Мама была так счастлива, что не скрывала радости, когда прощалась с Гретой, которая наконец собралась в свою Австрию. Предстоящему избавлению от Греты радовались все и из-за этого чувствовали необходимость быть с ней подчеркнуто любезными, а мама даже подарила ей маленький шарфик.
— Не уверена, что в Австрии такое носят, — хмуро заметила Грета, но шарфик все-таки взяла.
А потом и они уехали в Швейцарию.
В «Гастхоф Цвирн» все было по-прежнему. Герр Цвирн и фрау Цвирн были все так же добры и сердечны. А после раскаленного Парижа озерный воздух казался особенно свежим. Было приятно слышать такой знакомый и милый швейцарский диалект и понимать каждое слово. Франц и Френели точно так же были готовы дружить с Анной и Максом, как и до их отъезда. Френели в скором времени поведала Анне о рыжем мальчишке, который теперь относился к Френели по-особенному — тепло, объяснила Френели. Она не стала описывать, в чем именно это проявляется, но было видно, что ее это радует. Франц взял Макса с собой на рыбалку — с той же самой старой удочкой. Они играли в те же самые игры и бродили по тем же самым лесным тропинкам, что и в прошлом году. Все было точно так же, как раньше, — но все это «точно так же» вызвало у Анны с Максом странные чувства.
Как могут Цвирны жить так же, как раньше, когда Макс и Анна стали совсем другими?
— Что-то должно меняться, тебе не кажется? — спросил Макс Франца.
— Что именно? — не понял Франц.
Но Макс и сам не знал.
В один из дней, когда Анна гуляла с Френели и Рёзели, им встретился герр Граупе.
— Добро пожаловать в нашу прекрасную Швейцарию! — воскликнул он, с чувством пожал Анне руку и стал расспрашивать ее о французской школе.
Анна рассказала об уроках, о завтраках в школьной кухне Клотильды и о мадам Сократ. Но герр Граупе был глубоко убежден, что ничто не может сравниться с его деревенской школой. И Анна почувствовала себя почти виноватой за то, что ей нравится французская школа.
— Неужели? — недоверчиво переспросил герр Граупе.
А затем с Анной случилось нечто странное. Герр Граупе спросил, в каком возрасте французские дети оканчивают школу. Анна не знала, но вместо того, чтобы ответить герру Граупе по-немецки, она внезапно, передернув плечами, произнесла со своим прекрасным парижским произношением:
— Je ne sais pas [8] .
Она тут же ужаснулась своему поступку. Вдруг герр Граупе подумает, что Анна выделывается?
Она ведь не хотела этого. Она даже не понимает, как это произошло. Как будто где-то внутри нее кто-то тайно от всех думал по-французски. Вот ведь какая нелепость! Если она, живя в Париже, не думала по-французски, то почему это вдруг случилось сейчас?
8
Не знаю. (франц.)
— Я вижу, вы стали совершенной француженкой, — сказал герр Граупе разочарованно, когда они оба оправились от пережитого удивления. — Ну что же — я вас не задерживаю, — и поспешил прочь. Френели и Рёзели были непривычно молчаливы, когда они втроем двинулись дальше.
— Ты теперь запросто можешь сказать по-французски все, — наконец выдавила Френели.
— Нет, — возразила Анна. — Макс говорит гораздо лучше.
— Я могу сказать oui… Кажется, это значит «да», так ведь? — спросила Френели. — А во Франции горы есть?
— Вокруг Парижа нет, — ответила Анна.
Френели задумчиво посмотрела на Анну, а потом сказала:
— Ты знаешь, ты теперь какая-то другая.
— Совсем нет! — возмутилась Анна.
— Да, — настаивала Френели. — Я не знаю, что именно, но в тебе что-то изменилось.
— Ерунда, — возразила Анна. — Конечно же, нет!
Но в глубине души она знала, что Френели права, и неожиданно почувствовала себя умудренной опытом и печалью. В свои одиннадцать лет.
Остаток каникул прошел довольно весело. Анна и Макс купались и играли с Цвирнами. И пусть все было точно так же, как раньше, все равно было здорово. В конце концов, разве важно, заметил Макс, что они теперь не совсем принадлежат тому, что их окружает?