Как Гитлер украл розового кролика
Шрифт:
Анна ничего не ответила. Она не видела ничего общего между мамиными проблемами и своими. Наконец мама решилась.
— Вот что я тебе скажу. До Рождества осталось всего два месяца. Ты можешь сделать еще одно усилие? Если до Рождества ничего не изменится, мы будем думать, что делать. Не знаю, что именно, потому что на частную школу у нас нет денег. Но я обещаю тебе подумать об этом. Хорошо?
— Хорошо, — согласилась Анна.
Пирожное было замечательно вкусным. К тому моменту, когда Анна последний раз лизнула ореховую пасту, она уже чувствовала себя гораздо меньше похожей на Грету, чем раньше. Они с мамой всё сидели за маленьким столиком — так это было приятно.
— Как здорово
Анна тоже улыбнулась.
Сумма в счете оказалась намного больше, чем они ожидали, и на треску денег не хватило. Но мама купила мидии вместо трески, так что все было нормально. А утром мама написала записку мадам Сократ, в которой объясняла, почему Анна не выполнила домашнее задание, и приписала что-то еще. И мадам Сократ посоветовала Анне не расстраиваться из-за учебы и снова стала заниматься с ней во время обеденного перерыва. Теперь дела пошли не так плохо. Хотя Анну порой захлестывала тревога, она вспоминала: если выяснится, что изменить ничего невозможно, ей не придется бесконечно тратить силы впустую. И силы у нее появлялись.
А в один прекрасный день мир перевернулся.
В понедельник утром Колетта встретила Анну у школьных ворот.
— Что ты делала в воскресенье? — спросила она.
И вместо того чтобы переводить вопрос на немецкий, решать, что ответить, потом переводить ответ с немецкого на французский, Анна сразу ответила:
— Мы ходили в гости к друзьям.
Французские слова родились будто бы ниоткуда, без всяких усилий с ее стороны. Это так удивило Анну, что она оцепенела и даже не слышала второго вопроса Колетты.
— Я спрашиваю, — громче повторила Колетта, — вы брали с собой кота?
— Нет, было очень сыро, — ответила Анна — и опять на превосходном французском, не раздумывая ни минуты.
Это было как чудо. Анна не могла поверить в то, что произошло. Это было, как если бы она вдруг обнаружила, что умеет летать, но боялась через мгновение упасть на землю. С бьющимся сердцем Анна вошла в класс — но ее новая способность не исчезла.
На первом же уроке она правильно ответила на четыре вопроса. Мадам Сократ посмотрела на нее с удивлением:
— Очень хорошо!
На перемене она болтала и смеялась с Колеттой, во время обеденного перерыва объяснила Клотильде, как мама готовит печенку с луком. Пару раз она в себе сомневалась и, конечно, допускала ошибки. Но по большей части она говорила по-французски так же, как говорила бы по-немецки — свободно, не задумываясь над тем, как говорит. К концу дня у нее кружилась голова — но не от усталости, а от возбуждения. На следующее утро Анну на какое-то мгновение охватил ужас: вдруг ее новый дар исчез так же внезапно, как появился? Но она зря беспокоилась. По дороге в школу она обнаружила, что может говорить по-французски даже лучше, чем накануне.
В конце недели мама взглянула на нее, не скрывая изумления.
— Никогда не думала, что можно так измениться. Всего несколько дней назад ты выглядела зеленой и удрученной. А сейчас ты как будто выросла на пять сантиметров и порозовела. Что произошло?
— Думаю, я научилась говорить по-французски, — ответила Анна.
Глава двадцатая
Денег на то, чтобы справлять Рождество, было еще меньше, чем в прошлом году. Но благодаря Фернанам все прошло даже веселее. Главный праздник во Франции не Рождество, а Новый год, когда детям разрешают не ложиться спать до полуночи. Анна, Макс, папа и мама встречали Новый год у Фернанов, где был устроен праздничный ужин, а потом все обменивались подарками. Анна на свои карманные деньги купила шоколадку в подарок белому коту. И вместо того чтобы играть с Максом и Франсин, осталась в гостиной кормить кота маленькими кусочками шоколада, кроша их на пол. Мама с мадам Фернан мыли посуду в кухне, папа и месье Фернан устроились в глубоких креслах и, потягивая бренди, вели один из своих нескончаемых разговоров.
Анна радовалась, что папе интересно с месье Фернаном, потому что с того момента, как пришла последняя открытка от дяди Юлиуса, папа был подавлен и все больше молчал. В течение года открытки от дяди Юлиуса хоть и нерегулярно, но приходили. Никаких новостей в них не было — только выражение чувств. Иногда — шутливые рассказики и всегда — приветы «тете Алисе», то есть папе. Последняя открытка с изображением медведей, как всегда, была адресована Анне, но «тетя Алиса» не упоминалась — никаких пожеланий ей даже в связи с Новым годом. Вместо этого на обратной стороне открытки дядя Юлиус написал: «Чем больше я наблюдаю за людьми, тем больше мне нравятся животные». Он даже не подписался, хотя все и так знали, что открытка от него: у дяди Юлиуса был такой изящный почерк!
Прочитав открытку, папа не проронил ни слова, убрал ее в ящик стола, где аккуратно хранил все письма от дяди Юлиуса, и остаток дня тоже молчал — так что было радостно видеть, как он оживился, общаясь с месье Фернаном.
— Вы живете в свободной стране, — сказал папа. — Остальное неважно.
— Да, но… — возразил месье Фернан, и Анна поняла, что он, должно быть, имеет в виду Депрессию.
Депрессия была единственным обстоятельством, которое расстраивало месье Фернана. Анна несколько раз спрашивала, что это такое, но никто ничего не мог ей толком объяснить. Это было что-то, что случилось во Франции, отчего стало гораздо меньше денег и гораздо меньше работы, а некоторых коллег месье Фернана уволили из газеты. Но как только месье Фернан заговаривал о Депрессии, папа тут же напоминал, что тот живет в свободной стране. В этот раз папа был особенно убедителен — возможно, из-за дяди Юлиуса.
В течение какого-то времени месье Фернан спорил с ним, а потом неожиданно рассмеялся. Услышав смех, белый кот от удивления раскрыл рот, и оттуда вывалились шоколадные крошки. Анна взглянула на месье Фернана: он подливал папе бренди и похлопывал его по плечу.
— Забавно, — говорил он. — Вы пытаетесь смотреть на ситуацию оптимистически, хотя она должна беспокоить вас больше, чем кого бы то ни было.
Мама и мадам Фернан вернулись в гостиную, наступила полночь. И все, включая детей, подняли тост за Новый год.
— С Новым 1935-м! — воскликнул месье Фернан.
— С Новым 1935-м! — повторили все остальные.
— За нас и за всех наших друзей! — тихо добавил папа, и Анна поняла, что он имеет в виду дядю Юлиуса.
В феврале мама подхватила грипп. А как только ей стало легче, у консьержки разболелась нога. И это было совершенное несчастье. С тех пор как уехала Грета, мама делала большую часть домашних дел сама, но каждое утро консьержка на час поднималась к ним в квартиру и помогала маме с особо тяжелой работой. А теперь мама осталась один на один со всеми делами. Она и в лучшие-то времена не любила заниматься хозяйством, а теперь, после гриппа, это и вовсе нагоняло на нее тоску. Уборка, готовка, стирка, глажка, штопка — все это казалось маме слишком тяжелым бременем. Анна и Макс помогали ей — ходили в магазин и выносили мусор. Но большая часть работы, конечно, лежала на маме, и она постоянно на это жаловалась.