Как Гитлер украл розового кролика
Шрифт:
— Добрый день, — как всегда, вежливо обратился к нему папа. — Сегодня утром я купил эту швейную машинку. Но боюсь, она не работает.
— Да? — переспросил человечек, которого папино сообщение совершенно не удивило.
— К сожалению, — сказал папа. — Поэтому я принес ее обратно.
Человечек ничего не ответил.
— Я был бы очень вам благодарен, если бы вы вернули мне мои деньги.
— О нет! — воскликнул человечек. — Не могу. Сделка есть сделка.
— Но машинка не работает, — повторил папа.
— Послушайте, сэр, — сказал человечек, на мгновение отвлекаясь от тигровой шкуры. — Вы приходите сюда и покупаете машинку. Потом вы передумываете и хотите получить свои деньги назад. Так дела не делаются. Сделка есть сделка — и все тут.
— Я совершенно с вами согласен: сделка есть сделка, — сказал папа. — Но машинка не работает.
— Где? — спросил человечек.
Папа не очень уверенно показал.
Но человечек возразил:
— Подумаешь, несколько неисправных деталек. Ничего не стоит их заменить. В конце концов, чего вы хотели? Купить превосходную машинку за ту цену, которую вы заплатили?
— Нет, конечно. Но так как она вообще не работает, не согласитесь ли вы взять ее обратно?
— Нет, — отрезал человечек.
Папа совершенно растерялся, и Анна почувствовала, что деньги на новые туфли ускользают. Она понимала, что папу одурачили и что папа это понимает. Но папа был не из тех людей, которые способны силой вернуть свои деньги. Анна вздохнула. Однако она не учла, что вместе с ними пришла мадам Фернан.
— А теперь послушайте, что я скажу, — заявила мадам Фернан таким громким голосом, что несколько прохожих обернулись. — Вы продали этому человеку обломки швейной машинки, выдав ее за работающую. Это противозаконно. Я сейчас же сообщу в полицию! И не сомневаюсь: полицию очень заинтересует тот мусор, который вы тут продаете.
— Нет, мадам! Пожалуйста! — вскричал человечек. Его глаза вдруг широко открылись.
— И не убеждайте меня, что вы приобрели этот хлам законным путем, — продолжала кричать мадам Фернан, презрительно дернув за тигровую шкуру. — Вы нечистоплотный делец! И когда полиция с вами разберется, я попрошу своего мужа-журналиста написать об этом в газете…
— Мадам, пожалуйста! — взмолился человечек, роясь в кармане своего неопрятного жилета. — Произошло маленькое недоразумение! — и он сунул папе в руки несколько банкнот.
— Это вся сумма? — строго спросила мадам Фернан.
— Кажется, да, — пробормотал папа.
— Тогда пошли отсюда, — скомандовала она.
Не успели они сделать несколько шагов, как человечек бросился за ними вдогонку. «Что еще?» — забеспокоилась Анна.
Человечек вежливо обратился к папе.
— Извините, сэр, вы не возражаете?..
Папа огляделся и обнаружил, что все еще держит швейную машинку в руках. Он быстро поставил ее на землю.
— Извините, пожалуйста! — воскликнул он. — Боюсь, я немного запутался.
— Конечно, сэр. Естественно, сэр, — сказал человечек без всякого осуждения.
Через пару мгновений Анна, обернувшись, увидела, что он с мрачным видом водружает швейную машинку на тигровую шкуру.
Папа и Анна проводили мадам Фернан до ее станции метро.
— Не устраивайте ерунду из-за этих швейных машинок, — сказала мадам Фернан перед тем, как с ними расстаться. — Вы в любой момент можете обратиться ко мне. И скажи своей маме, — добавила она, обращаясь к Анне, — что завтра утром я забегу и помогу ей с починкой вещей.
Потом мадам Фернан взглянула на папу с чувством, похожим на восхищение.
— Вы оба… — сказала она. — Двух других таких непрактичных людей в целом мире еще поискать!
Анна и папа пошли домой. Было холодно, но небо над головой сияло голубизной. И хотя никаких видимых признаков весны еще не было, возникло чувство, что она уже не за горами. Утром в школе Анна получила семь баллов из десяти возможных за диктант: она сделала всего три ошибки! Деньги на новые туфли в целости и невредимости лежали у папы в кармане.
Анна была совершенно счастлива!
Глава двадцать первая
Омама появилась у двоюродной бабушки Сары перед самой Пасхой и на следующий день зашла проведать маму и внуков. С помощью консьержки (ее нога пошла на поправку) мама вычистила и убрала квартиру настолько, насколько это было возможно, но квартира от этого не перестала быть крошечной и бедно обставленной.
— Неужели вы не могли подыскать что-нибудь попросторнее? — спросила Омама, сидя за столом, покрытым красной клеенкой, и попивая чай.
— То, что попросторнее, стоит подороже, — объясняла мама, подкладывая Омаме кусок яблочного пирога собственного приготовления. — А нам и на эту едва хватает.
— Но неужели твой муж?.. — Омама очень удивилась.
— Сейчас Депрессия, мама, — сказала мама. — Неужели ты не читала об этом? При огромном количестве безработных французских журналистов ни одна французская газета не пригласит немецкого журналиста писать для нее. А в «Парижанине» платят мало.
— Да, но… — Омама окинула взглядом крошечную комнату.
Это довольно невежливо, подумала Анна. В конце концов, все не так уж и плохо… И в этот момент Макс, как обычно, раскачивавшийся на стуле, грохнулся на пол прямо с тарелкой яблочного пирога.
— …дети в таких условиях не растут! — закончила Омама фразу, как будто Макс натолкнул ее на эту мысль.
Анна и Макс покатились от хохота.
Но мама довольно резко ответила:
— Какая ерунда, мама! — она велела Максу пойти умыться и сказала, повернувшись к Омаме. — Что касается детей, с ними все совершенно нормально, — а когда Макс благополучно удалился из комнаты, добавила: — Макс первый раз в своей жизни трудится по-настоящему.