Как Гитлер украл розового кролика
Шрифт:
Как же было печально расставаться с друзьями и уезжать, когда каникулы кончились! Но теперь вернуться в Париж для Макса и Анны означало вернуться домой. Кто бы мог подумать, что такое возможно?..
Глава девятнадцатая
После каникул требования в школе стали более высокими. Мадам Сократ по-прежнему оставалась учительницей Анны, но учиться стало намного сложнее. Следующим летом всем одноклассницам Анны (кроме нее самой) предстояло сдавать экзамены на получение certificat d’'etudes (сертификата об окончании начальной школы).
— Меня не включили, потому что я не француженка, — рассказывала Анна маме. — Но я все равно не сдала бы.
Тем не менее ей приходилось выполнять те же задания, что и всем.
Одноклассницы Анны каждый день после школы тратили на домашнее задание не меньше часа — учили наизусть целые страницы по истории и географии, писали сочинения, зубрили правила грамматики — и Анна делала то же самое, только на языке, который не до конца понимала. Даже арифметика, по которой она всегда успевала, теперь давалась ей с трудом. Вместо примеров, не требовавших перевода, в классе теперь решали задачи. В этих задачах люди копали траншеи, поезда ехали навстречу друг другу, вода в одну емкость втекала, а из другой вытекала… Анне сначала требовалось перевести хитроумный клубок условий на немецкий, и только потом она начинала думать, как же эту задачу решать.
По мере того как погода делалась холоднее, а дни — короче, Анна уставала все больше. Она притаскивалась домой после школы, усаживалась за уроки, но вместо того, чтобы делать их, просто сидела, тупо уставившись в тетрадь. Она вдруг утратила всякую уверенность в себе. Мадам Сократ, целиком поглощенная предстоящими экзаменами, уже не могла уделять Анне так много времени, как раньше, и Анна, казалось, училась все хуже и хуже. Как бы она ни старалась, количество ошибок в ее диктантах не снижалось ниже сорока, а в последнее время даже увеличилось до пятидесяти. На уроках, даже если она и знала ответ на вопрос, у нее уходило слишком много времени на то, чтобы сформулировать его по-французски, и она просто не успевала ответить. Ей казалось, что она никогда ничего не будет успевать. Она устала от своих бесплодных попыток…
Как-то Анна сидела над уроками. В комнату вошла мама.
— Ты заканчиваешь? — спросила она.
— Не совсем, — ответила Анна.
Мама заглянула в учебник. Это была арифметика. Анна написала в тетради дату и слово «Задача». Все. Вокруг слова «Задача» она по линейке начертила маленькую прямоугольную рамку, а вокруг прямоугольной рамки изобразила красными чернилами еще одну — волнистую. Волнистые линии Анна украсила точками и зигзагами и другими точками — синими. На это у нее ушел чуть ли не час.
Увидев это, мама возмутилась.
— Ничего удивительного, что ты не в состоянии сделать домашнее задание! — закричала она. — Ты оттягиваешь и оттягиваешь время до тех пор, пока у тебя уже ни на что нет сил! Такими темпами ты никогда ничего не выучишь!
Конечно! Именно это и чувствовала Анна. Она разрыдалась.
— Я пытаюсь, — всхлипывала она. — Но я не могу! Это ужасно трудно. Я пытаюсь, пытаюсь… Все без толку…
Она опять зарыдала, заливая слезами слово «Задача»: бумага скукожилась, а волнистые линии расплылись и смешались с зигзагами.
— Все ты можешь, — сказала мама, придвигая учебник к себе. — Смотри, я тебе объясню…
— Нет! — со злостью вскричала Анна и оттолкнула учебник, так что он свалился со стола на пол.
— Вижу, ты совершенно не в состоянии делать сегодня уроки, — сказала мама и, помолчав, вышла из комнаты.
Анна раздумывала, что теперь делать, когда мама вернулась, в пальто.
— Мне нужно купить трески на ужин, — сказала она. — Пойдем-ка со мной, подышишь свежим воздухом.
Они шли молча по улице. Сунув руки в карманы, Анна плелась за мамой, чувствуя себя совершенно опустошенной. Все у нее плохо. Она никогда не сможет нормально говорить по-французски. Она ничем не отличается от Греты, не способной чему-нибудь научиться. Только в отличие от Греты она не может уехать домой в свою собственную страну. От этих мыслей Анна снова стала хлюпать носом, и маме пришлось схватить ее за руку, чтобы она не врезалась в какую-то пожилую даму.
Рыбный магазин был довольно далеко, на залитой светом оживленной улице. Рядом с ним была кондитерская, в витрине которой были выставлены всевозможные сладости, которые можно было купить навынос или съесть прямо здесь, за маленьким столиком. Анна и Макс часто любовались этой витриной, но никогда не решались даже переступить порог кондитерской — все там было очень дорого… Сейчас Анне совершенно не хотелось смотреть на пирожные. Однако мама остановилась перед тяжелой стеклянной дверью.
— Зайдем! — сказала она, к удивлению Анны, и легонько подтолкнула ее внутрь.
Их обдало теплым воздухом и вкуснейшими запахами выпечки и шоколада.
— Я возьму чашку чая, а ты — пирожное, — предложила мама. — И поговорим.
— Это же очень дорого! — воскликнула Анна тоненьким голоском.
— Одно пирожное мы можем себе позволить, — ответила мама. — Только не выбирай слишком большое, а то нам не хватит на треску.
Анна выбрала булочку с начинкой из ореховой пасты и взбитых сливок.
— Послушай, — сказала мама, когда Анна погрузила вилку в пирожное. — Я знаю: тебе очень трудно в школе. И знаю: ты устаешь. Но тут ничего не поделаешь. Мы живем во Франции. И тебе нужно учить французский язык.
— Я учусь все хуже и хуже. Может быть, я — из тех людей, которые совсем не способны к языкам.
Мама тут же перешла в наступление.
— Чепуха! В твоем возрасте такого не бывает!
Анна откусила кусочек пирожного. Это было так вкусно!
— Хочешь кусочек? — спросила она маму.
Мама отрицательно покачала головой.
— Ты уже очень сильно продвинулась, — сказала она после короткой паузы. — Все говорят, что у тебя превосходное французское произношение. И ты очень многому научилась — учитывая, что мы живем здесь меньше года.
— И теперь я больше не могу развиваться, — заявила Анна.
— Можешь! — заверила мама.
Анна разглядывала свою тарелку.
— Видишь ли, — продолжала мама, — это случается с тобой тогда, когда ты совсем этого не ожидаешь. Когда я училась музыке, я часто неделями страдала над какой-нибудь вещью. И ничего у меня не получалось. И вдруг в тот момент, когда я совсем теряла надежду, все вдруг становилось предельно ясным. Я думала: как же я могла не понимать этого раньше! Возможно, нечто похожее произойдет и с твоим французским.