Как Из Да?леча, Дале?ча, Из Чиста? Поля...
Шрифт:
Только вспомнил Алешка про Хорта, и занялось что-то внутри, огнем сердце жжет. Меч со щитом чувствовать перестал, будто нет их совсем, будто это он руками своими голыми железо сверкающее от себя отводит. В глазах так развиднелось - каждую чешуйку на доспехе Тугоркановом видит, в голове прояснело - наперед движения степняка угадывает, прежде даже чем тот подумать о них успеет. И еще то приметил, не привык Тугоркан биться долго. Не встречалось ему соперника равного. Он своих поединщиков, должно быть, первым же взмахом наземь повергал. От того и нет в нем никакой хитрости, от того он об защите и не помышляет. Высмотрел слабину степняка и, когда тот
Глядит на него Алешка, и глазам своим не верит. Да неужели ж такое случилось, что он в поединке эдакого зверя одолел? И ни к чему ему, что богатырь неведомый в одиночку с несколькими степняками бьется...
Только он и без Алешкиной помощи справился. А тому и глянуть недосуг. Услышал, что Хорт застонал, спешился - и к нему. Наклонился, вскинулся и обернулся, услышав подъезжающего всадника.
– Еким!..
– ошарашенно пробормотал.
– Ты?.. Какими судьбами?..
– Опосля потолкуем, не время сейчас.
Спрыгнул с коня, подошел к Хорту.
– Дышит... Живой, значит. К знахарю его надобно, и поживее. Коли стрелы без яда, может, и оклемается. Знаешь кого?
– Одного знаю... В Киеве...
– Далеко до Киева. И везти не на чем. Поближе бы...
Поближе... Алешка здесь в первый раз. Он в Берестовом никогда не бывал. Да и киевский знахарь, Оглобля, тоже каким-то лопушком ему показался. Ну да выбирать не приходится.
– Довезу. Помоги мне его только на коня моего подсадить... А с этими что делать будем?
– А чего с ними делать? Свезу, вон, на холм, там и укрою. Хоть и супостаты, ан бросать на дороге негоже... Подсадить-то я тебе подсажу, только ни к чему это. Не довезти тебе его живым.
– Авось, довезем... Ты только вот что, Екимка, не удивляйся ничему и ничего не спрашивай. Сам все скажу.
Тот плечами пожал, об чем речь - не понимает.
Вскочил Алешка на коня, подхватил Еким Хорта, поднял осторожно, усадили так, чтобы стрелок торчащих не тревожить. Обхватил Алешка товарища раненого, вцепился в повод, обернулся.
– Ты, как дело сделаешь, сразу в Киев езжай...
Обсказал коротко, как избу Хортову отыскать.
– Ну, - коню говорит, - выручай, друг верный...
Ухмыльнулся Еким словам Алешкиным, а там и рот разинул. Потому как прянул конь с места, - и нет его. Вот только что здесь стоял, даже пыль дорожная опасть не успела, а его и след простыл. Слыхал, случаются на свете белом чудеса, ан одно дело - слыхать, а другое, когда вот прямо тут, перед тобой, было - и нету. Для верности руку протянул, пощупал, не кажется ли? Нет, не кажется. Отдернул руку, обернулся сердито по сторонам, - не видал ли кто, - головой покачал. Слова Алешкины вспомнил, чтоб не удивляться. Да как же тут?.. Ладно, и вправду надобно с делом покончить, а там и в Киев подаваться. Пущай Алешка сам разъяснит, что к чему.
Взвалил Тугоркана поверженного на коня его, повез на холм придорожный...
Алешка же в один скок возле ворот киевских очутился. Ни по чем ему, что заметит кто, разговоры пойдут, ему главное - товарища спасти. До избы Оглобли мигом домчался, - разметал ли кого по дороге, нет ли, не до того. Торопится. Все ему кажется,
Склонился знахарь к Хорту так низко, будто обнюхивает. Каждую стрелку со всех сторон осмотрел, даром что в палец толщиной. Сказал Алешке воды колодезной принесть, тот не пошевелился. Сам сходил. Тряпицу чистую взял, миску с водой в печку сунул, трав каких-то туда накрошив. Снова к столу вернулся. Так руки вытянул, что одна из стрелок промеж ладоней оказалась, только не касается их - это Алешке хорошо видно. Уставился на стрелку и забормотал что-то. Что - не слышно, и слова вроде бы не наши. Глаза кровью налились, на лбу жилки вздулись, того и гляди лопнет. Бормочет это он, и видит Алешка - будто дрогнула стрелка, затрепетала, да и стала потихоньку из раны выпрастываться. Сколько выпросталась, замолчал Оглобля, чашку из печки достал, рядом поставил. Снова руки протянул, забормотал. Опять задрожала, задвигалась стрелка... Вот уже и вся вышла. Держит ее Оглобля, не касаясь, на воздухе, к печке отнес, острие к огню приблизил. Поглядел, хмыкнул довольно, руки развел, дал на пол упасть. У стола смочил тряпицу в чашке, а потом снадобье свое прямо над раной, по капельке, из нее и выдавил.
За вторую стрелку принялся. С ней так же, как и с первой все сделал. Как закончил, к Алешке повернулся.
– Ты что ж это, молодец, - спрашивает, - жить теперь ко мне переберешься? Домой ступай, все одно проку от тебя, как от козла - молока.
– От меня тот прок, что ты дело свое без обмана делал. Потому как знал, доглядают за тобой.
– А я свое дело завсегда без обмана делаю. И мне твой догляд, что снег прошлогодний. У меня, ежели знать хочешь, от таких как ты дюжина средств имеется. Кулаком махнуть не успеешь...
– Не успеешь...
– поддразнил его Алешка.
– И чем же ты мне, жердь иссохшая, угрозить собрался?..
– А и тем, хотя бы, что у меня змейки послушливые имеются. Вон, одна из них, прямо у тебя под лавкой свернулася. Свистну особым образом, и нету молодца.
Раздвинул Алешка ноги поширше, глянул под лавку, а там и в самом деле змейка свернулась. Да еще какая!.. Серая вся, в два пальца толщиной, а ежели размотать, так локтей пять в длину будет. Алешка никогда змей не жаловал, стороной обходил, а тут - только руку протянуть. Подскочил, как петух с насеста, - и в сторону, к ухвату.
А Оглобля, руки в боки, и хохочет.
– Хорош богатырь, - хохочет, - старой веревки испугался!..
Тьфу ты, и вправду веревка... Дать бы тебе по шее, да связываться неохота... Мало ли чего у него тут и вправду имеется...
– Ступай, ступай, - Оглобля говорит.
– Без яду стрелки были. Коли повезет, так и оклемается товарищ твой. Завтра наведайся.
– А коли не повезет?..
– А коли не повезет, так и на заборе собака за седалище укусит. Ступай, сказано, нечего тебе тут делать...