Как Из Да?леча, Дале?ча, Из Чиста? Поля...
Шрифт:
Сам обратно поспешил, выставил на дворе столы с яствами, выкатил бочки с хмельным, ворота настежь - и дожидается.
Люди, понятное дело, собрались у ворот, поглядывают на Ваську да друг на дружку, только никто заходить не решается, боятся. Мало чего он там удумал!
Шел мимо Костяй с Торжка, видит, народ шушукается. Поспрашал, что да как, пожал плечами, раздвинул толпу в стороны - и к Ваське на двор.
– Подавай, - говорит, - твое угощение, посмотрим, каков ты хозяин!..
– Милости просим, - Васька отвечает.
– Только прежде чем за стол, ты, мил человек, иного отведай,
Глядят люди - берет Васька дубину, пудов в десять. Перекинул из ладони в ладонь, ровно прутик какой, размахнулся от сердца, да ка-ак ахнет Костяя оплечь. Тот стоит, не шелохнется. А дубина крякнула жалобно, и пополам разломилась.
– Звать-то тебя как?
– Васька спрашивает.
– Костяем кличут, с Торжка я...
– Гой еси, Костяй с Торжка, - Васька говорит.
– Не взыщи за угощение, прошу к столу, хлеба-соли отведать. Ты мне теперь брат названый...
– Нет, погоди маленько, - Костяй ему.
– Не знаю, как у вас, а у нас в Торжке на угощение угощением отвечать принято...
Ну, и подбил Ваське глаз.
Потом обнялись, за стол сели.
Там и иные подходить стали - Лука с Мосеем, сыновья старшего в Гончарном конце, еще кто, а уж последними - двое братьев-залешан, да семеро братьев Сбродовичей. Этих Васька дубиной потчевать не стал, про них и так разное сказывают. То есть, сказывают одно, только одни - про тех толкуют, а другие - про этих. Они, вишь, из соседних мест, что под Новгородом. Из Залесья да с Бродов. Отсюда и звать их - Залешанами да Сбродовичами.
Сказывали, как кто-то из них лошадь покупал. Пришел на торг, высматривал долго, пока не высмотрел. Торговаться принялся. Сколько раз сходились-расходились, сколько раз шапки оземь бросали, а только, видать, мошны у покупателя все одно не хватает. Вот он и говорит продавцу, что лошадь его всем хороша, окромя одного - в хозяйстве непригодна. Ну, тот, понятное дело, в крик, как так непригодная?.. А так, покупатель отвечает, силы в ней нету. Такая не то что телегу, сани по зиме не свезет. Обидно продавцу показалось, он чуть не с кулаками набрасывается. Шум, гам поднялся. Сбежались люди, и, как у нас обычно в таких случаях бывает, один за одного встрял, другой - за другого. И что удивительно: в кого пальцем не ткни, тот лучше прочих в лошадях толк знает, а говорят разно. Один кричит, да ты, мол, в зубы загляни, а тот ему в ответ еще и под хвост заглянуть предлагает... До того доорались, что уговор промеж себя заключили, - продавец с покупателем, то есть, - коли доказано будет, что лошадь слабая, то забирает ее покупатель себе, а продавец ему сверху в придачу цену дает, за эту самую лошадь запрошенную.
Уговорились они, подошел то ли Залешанин, то ли Сбродович, к лошади, и положил ей руку на холку. Та где стояла, тут и с копыт.
Вдесятеро больший шум поднялся, а покупатель стоит себе, дурачком прикинувшись. Говорил же, мол, слабая лошаденка, ан не верили... Стали лошадь обратно на ноги ставить, не получается - валится. К покупателю приступили, уж не колдун ли какой, - отнекивается. Приметы, говорит, знаю, какие-никакие, а чтоб волхвовать, или там порчу напускать, сроду у нас в родне такого не было. Как же ты про лошадь узнал, что слабая?
–
– отвечает.
– От того и знаю.
Правду говорит, нет ли, не вызнаешь, а только думай - не думай, ан уговор дороже денег.
– А мне, - говорит, - деньги без надобности. Нехай остаются. Мне помощник в хозяйстве нужен. Заберу его, выхожу, глядишь, и оклемается.
– Да как же ты его заберешь? Он на ногах не держится, не то чтобы ими передвигать...
– Как-нибудь... Своя ноша, говорят, не тянет.
Влез под лошадь, крякнул, поднялся, да так на плечах и унес.
Оправилась? А то! Он ее незаметненько, как руку на холку клал, шлепнул слегка, - и вся недолга.
Или вот еще рассказывали. Как-то по зиме встретили молодца, опять, то ли Залешанина, то ли Сбродовича, в лесу. За дровами приехал. Сани такие навьючил - выше самого высокого дерева. Подивился прохожий, как это такую гору не то чтоб до места довезти, с места сдвинуть можно было. Лошадка, эвон какая, ее, ежели наверх саней забраться, и не разглядишь, внизу-то. Пожалел бы. Помрет с натуги.
– Да я, - говорит, - на ней только сюда. Чтоб не застаивалась, да самому ноги не бить. А сани, это мы как-нибудь и без нее справимся.
Встал промеж оглоблей, ухватился поудобнее, потащил с места, тут они в разные стороны и расселись.
– Что ты будешь делать, - проворчал беззлобно.
– Сколько раз говорено, новые надобно приготовить, и обязательно летом, а не посреди зимы. Посреди зимы - телегу готовят, а сани - летом. Что ты будешь делать, - снова проворчал он. Потом рукой махнул.
– Ну, не пропадать же добру...
Сунул сани поломанные под веревки, которыми дрова обхвачены были, подлез, крякнул, и уволок.
Так оно было, али не так, а ежели даже и так, то сколько к тому приврали, но коли хоть немного правды было - что таким молодцам дубина Васькина? И то еще сказать, мало ли, обычай у них, как у Костяя с Торжка, окажется, на угощение угощением. Недолго и головушки лишиться. Махнет такой кулачищем, мало не покажется.
В общем, набралось на дворе у Васьки тридцать молодцов без единого, сам тридцатым стал.
Уговорились молодцы за то, чтоб братьями назваными считаться, да и пустились бродить ватагою, ино в Нове-городе, ино еще где. Добро бы, к делу какому пристали, а так все больше безобразничают. Где гуляет кто, и они здесь. Званы, не званы, это им нипочем. Оно и понятно, кто ж с такими молодцами повздорить осмелится? А они, как отведают хмельного вдосталь, так и куражится начинают. Коли б промеж себя, так невелика беда, - нет ведь, кого ни попадя задирают.
Вот отправились они как-то в Никольщину, там пиво варили. Васька за всех сразу наперед с лихвой расплатился, про то слово худого не молвить. Как поспело пиво, так они за него и принялись. Весь день вдосталь опивались, а как вечер, заборолися в шутку с местными. Глядь-поглядь, уже и на кулачки перешло, еще сколько прошло - как водится, драка великая завязалася. Сам Васька в сторонке сидел, не ввязывался, а там и совсем чудно - разнимать полез. Тут его кто-то по уху и оплел. Не столько больно, сколько обидно Ваське показалось. Он и возопил дурным голосом: