Как изгибали сталь. Часть 1
Шрифт:
До окончания училища я частенько заходил в манеж, ездил и общался с Трагедией, рассказывая молодым курсантам, какая это хорошая лошадь, обещая вырвать руки-ноги тому, кто её обидит. Трагедия внимательно слушала всё это, положив свою голову мне на плечо, как бы говоря новому всаднику: "Видишь, какая я хорошая, меня любить надо!"
В наше время в городах не было конных клубов и в системе ДОСААФ (добровольной организации содействия Армии, Авиации и Флоту, сейчас РОСТО) мы также не могли получить первичные навыки конного дела.
Чистка лошади - это целое искусство. А вот перед увольнением в город нужно на шинель набрызгать немало хорошего одеколона, чтобы никто не принюхивался в местах скопления праздно гуляющих людей.
Мы после конной подготовки
Шинели брызгали духами,
Ведь дамы наши не винтовки
И мы для них благоухали.
Курсанты в большинстве своём были городские парни, которые лошадей только в кино видели. Как к лошади подойти, если станок (некавалеристы называют его стойлом), в котором она находится, очень узкий, а заходить надо сзади под прицелом копыт и косящего назад левого глаза.
Всё оказалось очень просто. Надо громко сказать (или показать жестом) лошади - ПРИНЯТЬ!
– чтобы она подвинулась. Затем спокойно войти в станок и забросить седло на спину лошади. Нужно обязательно расправить волосяной покров под потником, чтобы не повредить и не натереть спину лошади. Следующий элемент седловки - подтяжка подпруг. Лошадь хитрющая бестия, только начинаешь подтягивать подпруги, а она сразу живот надувает. Стремена регулируются по длине руки. Последним надевается оголовье, и всадник вместе с лошадью выходит в манеж на построение. На построении нужно отвлечь внимание лошади каким-либо действием и быстро затянуть подпруги (иначе вместе с седлом окажешься под брюхом), сесть в седло и войти в строй. Об этом можно рассказывать много, но в результате мы были подготовлены как кавалеристы лично и умели организовать службу с применением лошадей в любых условиях местности на шестидесяти четырёх тысячах километров государственной границы СССР.
Выходы на полевую езду проходили в конце апреля - начале мая, когда в Алма-Ате буйным цветом "расцветали яблони и груши". Перед центральными воротами с девяти часов собирались люди, чтобы посмотреть на кавалеристов, которых видят только в кино. Наконец, ворота открывались, из них выезжали двое курсантов с красным флажком и перекрывали движение по улице Ленина. После этого на рысях выходил взвод. Цокот подкованных копыт по асфальту. Молодые ребята, приподнимаются на стременах, срывают цветы с деревьев и бросают их в толпу. Как писал Александр Сергеевич Грибоедов:
"Кричали женщины - ура!
И в воздух чепчики бросали."
Езда на лошади это не самое основное. Лошадь надо вовремя накормить, напоить, почистить, расчесать, сделать педикюр (привести в порядок копыта), при необходимости - подковать, вылечить, после езды поводить в поводу, чтобы восстановить дыхание, растереть мышцы соломенным жгутом, чтобы не было застоя крови в ногах. Лошадь должна быть чистой, красивой, с расчёсанной чёлкой, гривой и хвостом. А ещё её надо угостить черным хлебом с солью, чтобы закрепить дружеские отношения.
Езда - это искусство и тактика. Лошадь видит и чувствует всадника. Почувствует слабину - начинает сама управлять. Тут и надо показывать, кто в доме хозяин.
На начальном этапе конной подготовки о каждом из нас можно было сказать, что сидит на лошади как корова в седле. Посадка кавалериста должна быть гордой и свободной (и не такой, как у туркменского майора на последнем параде в честь шестидесяти пятилетия Победы). А для того, чтобы выработать такую посадку, есть, чтоб ей ни дна и ни покрышки, учебная рысь. Лошадь идёт мелкой рысью, а ноги всадника не в стременах. Болтаешься как куль с картошкой на лошади, пока не почувствуешь лошадь, не найдёшь такт и равновесие, как на велосипеде, и не станешь перпендикуляром относительно горизонтальной плоскости лошади.
На учебной рыси мы до крови сбивали внутреннюю часть бёдер. Тяжело в учении, легко в бою. Основной принцип: у кавалериста ягодицы должны быть как подошва, а нежное мужское достоинство, как башмак. Кто сам этого не испытал, тому, может быть, и смешно. А нам, честно говоря, тогда было совсем не до смеха.
Сама езда - это не скачки в кинофильмах. Если бы на лошадях так ездили, то все лошади гибли бы в течение дня или были загнанными с больными лёгкими, сердцем и ногами.
Передвижение на лошадях идёт по графику: десять минут - шагом, десять минут - рысью, десять минут галопом, десять минут - рысью, десять минут шагом и так далее. Через определённое время надо делать привал, чтобы лошадь могла отдохнуть, попить воды, перекусить. Во время отдыха ей надо ослабить подпруги, растереть ноги.
Команды в кавалерии отдаются протяжно, чтобы они были понятны не только кавалеристам, но и лошадям, например, "Ррррыссью, марш-маррш!".
Кино - это не жизнь. Жизнь прозаична и сложна. Кому доведётся иметь дело с лошадью, то он должен представить себя на месте лошади и относиться к лошади так, как сам хотел бы, чтобы также к нему относились другие люди. Это касается всех других животных. В них, в первую очередь, надо видеть живое существо со своим менталитетом (образом жизни) и не превращать животное в бессловесного раба.
Интересно преодолевать препятствия. Любое препятствие преодолевают двое - лошадь и всадник. У лошади нет особой охоты преодолевать препятствие. Только по приказу или в случае опасности. Всадник ни в коем случае не должен мешать лошади, она сама подберёт шаг для прыжка, нужно только лететь вместе с лошадью и мягко приземляться в седло. Иногда во время разбега лошадь резко останавливается перед препятствием, а всадник плавно перелетает через препятствие один.
Лошадь прекрасно чувствует опасность и проходит там, где человек не пройдёт. Однажды уже на границе в горах нужно было преодолеть наклонную каменную осыпь. Камешки мелкие-мелкие, тропинка узенькая. У меня возникло сомнение в том, что лошадь не поскользнётся на осыпи, но бывалый сержант дал совет довериться лошади. И лошадь прошла, а человек обязательно бы поскользнулся и поехал по осыпи, которая при большой скорости спуска превращается в огромный напильник. Одни уши бы вниз приехали.
И вообще, Алма-Ата - это город наше молодости, о которой мы всегда вспоминает с теплотой.
Утром падал снег неслышно,
Непривычный в феврале,
И ложился слоем пышным
На изогнутом стекле.
Он мне молодость напомнил,
Тихий вечер, поздний час,
По манежу мчатся кони,