Как мы победили смерть

Знаешь, уважаемый читатель, на войне трагичное и смешное всегда идут под руку. Достоинство это или недостаток русского, советского, российского солдата, не мне судить, но он всегда даже в самом страшном событии старается видеть и смешную сторону. Я думаю, что эта сторона нашего национального характера, свидетельствует о великолепной психической устойчивости наших ребят. Умеем мы оценить юмор в любой ситуации, посмеяться и над собой и над другими. А с другой стороны, давно и не мной, было сказано, что не от великого веселья, карась на сковородке пляшет. Я постарался, написать рассказы о смешных случаях на войне в Афганистане, как получилось судить вам. Итак, хотите, верьте, хотите, нет, а дело было так…….

Нет, я не был добровольцем. С моей точки зрения все добровольцы или романтики или наемники. Разумеется, кроме тех, кто воевал в Великой Отечественной Войне. Для меня с романтикой было покончено, в первый день прибытия в учебку, когда вместо беретов, как на гражданке сладко замирало сердце, когда представлял себя, отважным десантником в прославленном голубом берете, нам, курсантам, выдали «вульгарные» общевойсковые пилотки. Служба в армии делает все возможное, чтобы выбить из солдата романтизм, кстати, правильно делает, самые плохие солдаты, которых я знал, были романтиками, а когда романтический идеал, быстро умирал, они становились или нормальными бойцами, или ломались и превращались в чмо.

В общем, с романтикой было покончено и в Афганистан, я совсем не рвался. Полно было таких, кто в военкоматах просил их направить в Афган, были и такие, кто заваливал рапортами командование, и просил туда перевода. Думаете, рвались выполнять интернациональный долг? Не смешите меня! Просто мальчикам хотелось испытать себя и получить толику военных приключений, и они не понимали, что война, это не приключение, а дерьмо. Я в Афганистан не хотел. Но судьбу не выбираешь, она тебя выбирает. Впрочем, обо всем по порядку.

В учебке, хорошо известная всем десантникам Советского Союза, как Гайжунайская учебная дивизия ВДВ, меня определили в первое отделение, первого взвода, первой роты, первого батальона триста первого учебного парашютно-десантного полка. Готовили из нас командиров отделений, для десантно-штурмовых бригад. Был я в учебной роте, самым известным курсантом, и когда ротный с командиром первого взвода обсуждали мои успехи, то скупая, чистая как картофельный самогон (если кто не знает, страшная мутная гадость), слеза стекала по щеке отца — командира, а лицо, после того как он эту слезу утирал носовым платком, озарялась счастливой улыбкой, он знал, что через шесть месяцев, этот «подарок», достанется кому-то другому.

Как вы наверно поняли, в учебке я не блистал. Кто первым сдохнет, на кроссе, кто на стрельбище бьет в белый свет, как в копеечку, так что даже мишени смеются, кто не сделает на турнике, подъем переворотом, кто на строевой чеканил шаг, как беременная верблюдица, ну конечно я. А если добавить, что во время братской помощи литовским колхозам в уборке урожая, я напился картофельного самогона до полной потери сознания, то не блистал, это еще мягко сказано. От гауптвахты и дисциплинарного батальона, меня спасало, только не желание командира роты, портить показатели роты в боевой и политической подготовке. Впрочем, я был лучшим на политзанятиях, и знал в отличие от многих моих сослуживцев, что Бенилюкс, не крем, а три европейских страны, и входят они в состав НАТО. Еще писал статейки в стенгазету, о примерной и доблестной службе наших курсантов, вероятно, эти рассказики рецидив тех былых времен. Но эти добродетели в глазах моих первых командиров не стоили и ломаного гроша.

Много раз душевными и добрыми словами, поминали моих предков, необыкновенно тактичные и воспитанные сержанты, и печально глядя на меня, деликатно, в матерной форме, предрекали мне мрачное будущее в строевых частях. Я, им верил.

После окончания учебки, за особые «отличия» в боевой учебе,

Услышав, о формировании новой бригады под Ташкентом, «Мы будет старшим призывом, все остальные молодняк, сразу будем жить как дембеля» — вдохновенно врал мне приятель из второй роты, такой же залетчик, как и я, то сразу понял, вот мой шанс, миновать суровые объятия дедов. Устный рапорт командиру роты, и он с вздохом облегчения зачислил меня в ташкентскую команду, которая первой покидала военную альма-матер.

За одно я могу сказать спасибо, моим наставникам и воспитателям в учебном подразделении, юношеский идеализм, они выбили из меня быстро, сразу и навсегда. Морально я был готов к дальнейшей службе.

На машинах, нас сто выпускников, прославленной кузницы младших командных кадров ВДВ, привезли в Каунас, построили, и по списку передали сопровождающим. Их было двое. Майор средних лет, заместитель командира бригады по парашютно-десантной подготовке. Второй — грозный, неумолимый, бесстрашный, старший сержант — десантник, маленький, толстенький, немолодой мужичок. Сверхсрочник из музыкального взвода.

Вот тут судьба нам и показала, на что она способна.

— Товарищи десантники! Гвардейцы! — обратился к нам с пафосной речью майор, — Вам выпала высокая честь, продолжить службу в гвардейской десантно-штурмовой бригаде, которая выполняет интернациональный долг в Демократической Республике Афганистан.

Да уж, не речь толкнул, а резанул, как серпом по интимному месту.

— Впрочем, — продолжал заливаться майор, — если кто-то боится, он может выйти из строя, и его направят служить в другую часть.

А вот это удар ниже пояса, это кто же публично признается, что он трус. Не скрою, я боялся, но выйти из строя, нет, это невозможно. Никто из строя не вышел, все согласились отдать долг, хотя мы Афганистану ничего не задолжали.

После своей речи, майор перешел к техническим деталям, предстоящей поездки, и представил нам своего спутника, — Старший сержант Филиппов, будет исполнять обязанности старшины в вашей сводной роте, до отправки вас в Афганистан.

— Какой Филиппов! — выкрикнули из строя, — это же Филиппок!

Вот так его окрестили, и эта кличка навсегда прилипла к несчастному музыканту.

Из Каунаса нас отвезли на железнодорожный вокзал, и посадили на поезд идущий до Риги.

Перед самым выпуском, моя мама, не догадываясь о моих художествах, и не предполагая, что деньги солдат может тратить не только на мороженное, прислала мне сто пятьдесят рублей. Сумма по советским временам более чем приличная. «Ни в чем себе не отказывай» — написала мама, в сопроводительном письме.

Уже в поезде, я начал себе не отказывать. В вагоне у проводницы купил водки, пригласил двух приятелей. Выпили. Захотелось приключений. Пошли по составу, искать вагон — ресторан. Вы знаете, во времена СССР, прибалты, обожали Советскую армию, но самую лютую любовь они питали к десантникам, особенно к пьяным. Когда мы шли по составу, то вслед нам несся зубовный скрежет, и слова искренней благодарности за наш нелегкий ратный труд, правда, произносили они эти слова на своем родном языке, но по интонации было нетрудно догадаться о смысле. В ответ, мы воинственно размахивали руками, и на военно-матерном языке, заверяли наших прибалтийских соотечественников, что — «стоим на страже всегда, всегда, и если скажет страна труда, ударом точным, врага в упор…..», и так далее и тому подобное, а так как благодарные жители братских прибалтийских союзных республик, видели, что в составе, нашего брата, полным полно, то они благоразумно и деликатно, отводили глаза в сторону. И вот в тамбуре предпоследнего перед рестораном вагона, видим, что нашего Филиппка, зажали трое молодых парней, и явно хотят, нанести советскому десанту в его лице, оскорбление действием, а проще сказать от…….ть. Эх! Так вашу, мать! Пара ударов, кулаком в морду, ногой в кирзовом сапоге в промежность, и героические бойцы балтийского сопротивления, бежали с поля боя.