Как на духу
Шрифт:
делом: мебель была бросовая, и с ней не жалко было расстаться.
Соседи были хорошими людьми, но ведь прошло столько вре-
мени и сколько было пережито. Отдали без разговоров даже
пианино. Мне оно было не нужно – только занимало место.
А вот кровать была необходима, и я ею с удовольствием вос-
пользовался. Несколько недель я провел один, живя на деньги, которые мне давал отец. Вскоре приехала мама, и мы возобно-
вили совместную жизнь.
Город
рушенных домов, на Невском на одной стороне висели пла-
каты: «Граждане! Эта сторона улицы опасна при обстреле». Все
напоминало о недавно пережитой трагедии, о которой велись
нескончаемые беседы. Люди, их одежда и поведение соответ-
ствовали моменту. Такое состояние продолжалось несколько
лет, пока город и его обитатели хоть немного зализали свои
раны. В те дни, когда я пишу эти строки, по российскому
телевидению показывают многосерийный фильм «Петер-
42
Соломоник А.Б. Как на духу
бург, 1945 – 46 годы» о бандитизме и борьбе с ним доблест-
ных чекистов. В повседневной жизни были иные акценты —
голод и нищета. Нам приходилось иметь дело в первую очередь
с ними: с отсутствием крайне необходимых вещей, добыва-
нием продуктов по карточкам и прочим. Это длилось на про-
тяжении многих лет.
Мама приехала вскоре вслед за мной, она поступила
на прежнюю должность участкового детского врача и стала
трудиться для прокормления нас двоих. Я был освобожден
от работы и записался в десятый выпускной класс средней
школы. Школа была рядом, на Социалистической улице (пом-
ните, я о ней писал). На сей раз это была ленинградская школа
и последний год обучения. Вскоре ввели экзамены на аттестат
зрелости, и я принялся за учебу по-настоящему.
Пора рассказать о моем отношении к армии: в 1944 году
призывали парней моего года рождения. Еще раньше в Моло-
товской области нас собирали на предармейские сборы. Там
нам объясняли про войну и учили стрелять без винтовок и мар-
шировать в строю. Сборы проходили весело, мы были молоды
и беспечны, а командиры наши не особенно старались. Они
все были прошедшими фронт вояками, в большинстве слу-
чаев ранеными, и знали свое дело назубок. Зато я хорошо
выучил строевые песни, мне они ужасно нравились. Раздава-
лась команда «Запевай!» и запевала начинал песню, скажем, о Перепетуе, а мы хором подхватывали припев: «Так, поцелуй
же ты меня, Перепетуя…» и так далее. Впрочем, больше было
песен патриотического содержания, типа «Красноармейцы, Сталин дал приказ…» и тому подобное.
В начале 1944 года меня вызвали в Черновской военкомат.
Там я прошел медосмотр и меня признали негодным к армии
в связи с очень плохим зрением (минус 9 – 9.5 диоптрий
на каждом глазу). Я не очень-то расстроился, но меня послали
на повторный осмотр в Молотов, где подтвердился вердикт
об освобождении меня от армии по близорукости. Я вновь был
подвергнут осмотру, уже обучаясь в 10 классе в Ленинграде. Там
меня окончательно освободили от воинской повинности, ска-
зав: «Иди, учись». Так, не начавшись, закончилась моя военная
карьера, чему я был очень доволен. Война уже кончилась, а про-
4. Возвращение в Ленинград, школа и вуз
43
сто маршировать и ползать на брюхе меня не привлекало. А вот
мой двоюродный брат Гава того же года рождения отслужил
в действующей армии почти год и участвовал в боях за Берлин.
Интересно, что я вновь оказался военнообязанным в воз-
расте 46 лет, когда иммигрировал в Израиль в 1974 году. Тогда
в стране служили до 50 лет, и меня призывали на военную
службу несколько раз до достижения этого возраста. Я дол-
жен был купить военную форму в магазине и появляться в ней
на мобилизационном участке в определенный день, что я
и делал с большим удовольствием. После этого мне давали вин-
товку, которой я не умел пользоваться, и посылали сторожить
какой-нибудь объект или патрулировать по улицам. Служба
была необременительной, а я чувствовал приливы гордости
от своей активной роли защитника Израиля, тем более, что
мне представлялся случай познакомиться с новыми людьми
и поговорить с ними на иврите. Я овладевал тогда новым для
меня языком и не упускал случая в нем поупражняться. После
достижения положенного возраста прекратились все мои
военные обязанности, а форма оставалась в шкафу до того
момента, когда мы ее выкинули.
В десятом классе 322-ой школы города Ленинграда в начале
учебного года оказалось около дюжины парней: напомню, что
обучениев среднейшколебылотогдараздельным,анашашкола
была мужской. Так мы и просуществовали целый год без тес-
ного контакта с девушками. Контакты такого рода возникали
на вечерах в женской школе на Бородинской улице, куда нас
неизменно приглашали. Там начинались знакомства и велись
драки за первенство в глазах прелестных хозяек. Помню одну