Как обуздать олигархов
Шрифт:
Еще в декабре 1917 года в Яссах (Румыния) военные представители союзников обсуждали возможность использовать чехословацкие части против большевиков. Англия склонялась именно к такому варианту, в то время как Франция все-таки считала необходимым ограничиться эвакуацией корпуса через Дальний Восток. Споры между французами и англичанами продолжались до 8 апреля 1918 года, когда в Париже союзники одобрили документ, в котором чехословацкий корпус рассматривался в качестве составной части войск интервентов в России. А 2 мая в Версале Ллойд Джордж, Клемансо, Орландо, генерал Блисс и граф Мицуока приняли «Ноту № 25», предписывающую чехословакам остаться в России и создавать Восточный фронт против немцев. Причем вскоре было решено использовать корпус для борьбы с большевиками. Таким образом, Антанта откровенно взяла курс на саботаж эвакуации чехословаков.
В советской историографии утверждалось, что западные демократии организовали мятеж корпуса в целях свержения власти большевиков. Это не совсем так. И правы те историки, которые обращают внимание на некоторые несообразности данной версии. В. Шамбаров пишет: «Выступи чехи раньше, пока корпус был в едином кулаке, они гораздо эффективнее могли бы двинуться из Пензы на Москву или пропахать дорогу на север к англичанам… Но первые эшелоны к моменту восстания оказались в Омске. Да, 40 тыс. штыков были по тому времени немалой силой. Но они растянулись более чем на 2000 км, были отрезаны друг от друга и расстояниями, и городами, и красными войсками… Восстание явно было стихийным, в целях самозащиты. И двинулись размещенные в Пензе чехословаки отнюдь не на Москву, а на восток…»
Действительно, очень даже не похоже, чтобы восстание чехословаков ставило своей целью свержение советской власти. Но это вовсе не свидетельствует о его стихийности. Либеральный Запад вообще не хотел свержения советской власти. Ему нужно было разжечь в стране гражданскую войну — с тем, чтобы не допустить существования единой России, причем какой угодно — красной или белой. Антанта была заинтересована в возникновении на территории России ситуации управляемого хаоса, который позволял манипулировать разными ее частями в своих интересах (позже мы еще неоднократно получим возможность в этом убедиться). Поэтому восстание началось именно в тот момент, когда чехословацкий корпус был растянут на огромной территории.
Вот эту территорию и планировалось отсоединить от России и превратить в мощный очаг Гражданской войны. На ней как раз и возникли антибольшевистские правительства, которые получили решительную поддержку стран западной демократии — Англии, Франции и США. Без их финансовых вливаний и поставок оружия антисоветские формирования не смогли бы противостоять большевикам.
Конечно, было бы нелепым представлять красных этакими ангелочками, которые подверглись атакам разных «зловредных» сил. Их нигилизм и социальное экспериментаторство создало почву для массового недовольства. И если в плане отношений с городской буржуазией Ленин выражал готовность идти на компромисс, то в аграрной области им был взят курс на установление продовольственной диктатуры, основанной на принудительном изъятии хлеба у крестьян. Причем этому курсу существовала оппозиция внутри большевистского руководства (ее возглавил А. И. Рыков). Более того, против диктатуры решительно выступил ряд областных Советов — Саратовский, Самарский, Симбирский, Астраханский, Вятский и Казанский, которые отменили твердые цены на хлеб и установили свободную торговлю. Однако ВЦИК и ВСНХ через голову Советов переподчинили местные продовольственные органы наркомпроду.
Таким образом, в стране сразу возникло массовое недовольство большевиками, причем оно было характерно не только для крестьян, но и для рабочих, которые были тесно связаны с деревней. Именно на это недовольство и наложились восстание чехословаков и западная помощь антибольшевистским движениям. Поэтому большевики также несут ответственность за развязывание Гражданской войны. Другое дело, что было бы несправедливо возлагать эту ответственность на них одних.
И уж тем более несправедливо делать главными виновными белых. Вначале в авангарде антибольшевистской борьбы стали вовсе не белые, но умеренные социалисты, главным образом эсеры. Ими было образовано несколько «контрреволюционных» правительств: Самарский Комитет членов Учредительного собрания (Комуч), Временное сибирское правительство в Томске, Западно-Сибирский комиссариат в Новониколаевске, Уральское временное правительство в Екатеринбурге.
Под руководством Комуча была создана т. н. «Народная армия», которая, вместе с отрядами чехословаков, летом 1918 года организовала успешное поначалу наступление на красных. Однако это наступление вскоре захлебнулось, а деятельность антибольшевистских правительств вступила в полосу политического кризиса.
Дело в том, что социалисты попытались воспроизвести те «порядки», точнее их отсутствие, которые царили в февралистской России. Комуч практически ничего не делал в плане организации Народной армии, чьи части были вынуждены самостоятельно налаживать взаимодействие между собой. Не существовало никакого централизованного снабжения и единого плана боевых действий. В армии стали отменять «реакционные» знаки различия, отдание чести, дисциплинарные взыскания. Была даже предпринята попытка ввести коллегиальное управление войсками. Различные «правительства» постоянно ссорились между собой и лишь в сентябре 1918 года начали переговоры об объединении. Понятно, что такая «демократическая контрреволюция», как ее называли, не могла составить какой-либо действенной альтернативы большевизму. Зато она великолепно справлялась с задачами по дальнейшей дезорганизации страны. Только в ноябре 1918 года эсеровский беспредел был закончен, а власть в Сибири и на Урале оказалась в руках у адмирала А. В. Колчака, который взял курс на создание национальной диктатуры. Вскоре он будет признан всеми белыми армиями в качестве Верховного правителя России. С этого момента можно говорить уже о «белом этапе» Гражданской войны. Политическая инициатива перешла от социальных демократов к демократам национальным, которые понимали необходимость сильной государственности. И тем самым выгодно отличались от эсеров и меньшевиков.
Тем не менее вожди Белого движения не имели четкой политической ориентации, надеясь на волю будущего «национального собрания». Большая их часть склонялась к конституционной монархии.
Вне всякого сомнения, белые были настоящими патриотами России. Но могли ли они победить в тех исторических условиях? Вряд ли. В конце концов, и сами «союзники» поняли, что дальнейшее затягивание войны уже невозможно и грозит серьезными, невосполнимыми затратами. Тогда они прекратили всякую помощь Белой армии. Более того, в Сибири чехословаки, с согласия Антанты, передали адмирала Колчака эсеро-меньшевистскому Политцентру, который потом выдал его на расправу большевикам. Было время, когда белые могли эффективно противостоять красным, используя свое умение воевать (Деникин наступал на Москву, имея соотношение сил один к четырем — не в свою пользу). Но все погубила недальновидная и ошибочная политика белых. Они так и не смогли привлечь на свою сторону значительную часть русского народа, ибо не предложили им оформленного политического идеала.
Большевики были вполне конкретны с их диктатурой пролетариата, замаскированной под власть Советов, тогда как белые укрывались за «непредрешенчество», считая, что вопросы общественно-государственного устройства должно решать народное представительство. Причем они были не способны как следует преподать и те немногие достижения, которыми можно было бы похвастать. Например, текст врангелевского закона о земле, оставляющего землю крестьянам, был отпечатан тиражом всего в 500 экземпляров. Причем какие-то «рачительные» люди догадались продавать его.
А чего стоили такие шедевры Осведомительного агентства (ОСВАГа), как плакаты, изображающие дородную даму в кокошнике, которая поражает мечом большевистское чудище? Пропаганда белых была совершенно беззубой и не способной привлечь на свою сторону кого бы то ни было.
Управление тылом у белых было организовано из рук вон плохо. Во многом этому способствовала его децентрализация. Так, на юге России властные функции были рассредоточены по разным городам. Вереде государственных служащих процветала дикая коррупция, которая охватывала все уровни. Причем вызвана она была до смешного мизерным размером жалованья (300–600 рублей, при этом фунт хлеба стоил 20 рублей). Апогеем коррупции стала продажа при Врангеле русского торгового флота — под видом металлолома.
Понятно, что коррумпированность чиновничества только облегчала работу большевистского подполья. С этим подпольем, конечно, боролись, но недостаточно эффективно, хотя полиция — государственная стража — составляла аж 78 тысяч человек. Весьма низким уровнем отличалась и контрразведка, многие сотрудники которой погрязли не только в коррупции, но и в грабежах и разбое. Так, состав одесской контрразведки в 1919 году менялся три раза. Существовали даже т. н. «дикие контрразведки», которые никому не подчинялись, но действовали от лица власти. И действия их носили сугубо криминальный характер.