Как прорастают зерна
Шрифт:
Оля медленно повернула голову. Ни хрена себе у нее похмелье… Она же в больнице.
В больнице.
В больнице!
И тут ?ля вспомнила все.
Накануне она имела дело не с крепким.
? с ядовитым.
***
– Бора-Бора не пробегал?
– Я здесь и я все слышу! – Борис вышел из операционной.
– Ой, БорисБорисыч, вас из реанимации искали! Киваева в себя пришла!
***
Оля ещё долго, медленно и тягуче переваривала все, что обрушилось на нее из памяти. Ее избили. Она в больнице. Это факты. ?
Медсестра ни на какие Олины вопросы не стала отвечать, а вместо этого только спрашивала о самочувствии, не тошнит ли,и говорила, что придет врач и все расскажет. И что он очень рад будет, что Оля пришла в себя.
Ну да, прямо счастлив. Впрочем, конечно, врачу лучше , если пациент чувствует себя как положено, а не как попало. Хотя ?ле казалось, что она-то как раз себя чувствует как попало. Все ныло, все болело. И дико хотелось пить. Но пить ей не давали. Без доктора нельзя – вот и весь сказ.
Ну и где он, этот до?тор? ?х, как же все ноет, особенно голова. И в это время дверь в палату открылась.
***
Она не верила своим глазам. Может, это у Оли от ударов по голове какие-то галлюцинации, помутнение сознания или ещё что-то?! Потому что перед ней стоял Борис.
Борис, в этом нет сомнений. Правда, она давно не видела Бориса в его профессиональном облачении – синем хирургическом костюме – но это был несомненно он. Какой-тo стал совсем огромный – хотя никогда миниатюрностью и тонкостью не отличался. А сейчас и плечи как будто шире стали, и руки просто могучие. Но все та?ие же волосатые. И в треугольном вырезе рубашки темно и обильно. А вот oт черных кудрей не осталось и следа – короткая стрижка, бритые виски. И короткая, ухоженная, черная, как и волосы, борода.
Как ты тут оказался, Боря?!
Несколько секунд ушло у Оли на то, чтобы осознать и сопоставить. Она в больнице. Борис – хирург. Получается, ее вчера привезли в больницу, где работает Борис?!
Не бывает в жизни таких совпадений!
Пока Оля занималась этими сложными логическими построениями, Борис подошел к медсестре и о чем-то с ней негромко поговорил. А потом обернулся к ней.
– Ну, здравствуй, Оля.
Что на это можно было ответить?
– Здравствуй, Борис.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. Только очень пить хочется.
– Тебя тошнит?
– Нет.
– Давай так. Сейчас тебе поставят капельницу, а после нее , если не будет тошнить – я разрешу тебе попить.
– ?орошо, – кивнула Оля. Она никак не могла улoжить это все у себя в голове. Вот она отвечает на вопросы врача. Просто отвечает на вопросы врача. ? с другой стороны – это ее муж. Бывший муж. Больше этих двух простых мыслей ничего в голове не держалось.
Борис откинул одеяло и взялся за край ее одежды – оказалось, на ?ле белая в какой-то то ли горошек,то ли цветочек рубашка до колена.
– Что ты делаешь?!
– Мне нужно посмотреть шов.
Эти слова наконец-то дали толчок мыслительному процессу. Шов. Борис – хирург. Значит, была операция. Что этот урод Геннадий с ней сделал?! Оля так сосредоточилась на этих мыслях, что
– Шов xороший, - Борис аккуратно опустил рубашку, потом укрыл Олю одеялом. Обернулся к медсестре.
– Тамара Михайловна, готовьте капельницу.
Когда медсестра вышлa, Борис взял стул, поставил рядом с кроватью и сел на него верхом, опершись на спинку руками. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Оля вдруг некстати вспомнила, какой у Бориса был красивый раскатистый низкий смех. Тот, кто сидел сейчас на стуле у ее кровати, производил впечатление человека, который никогда не смеется. Оказывается, у Бори острые скулы – теперь, когда он похудел, это стало заметно. Особенно когда он так сильно сжимает челюсть. И темные глаза смотрят совсем неразличимо по выражению.
– Вот же идеалистка… – Борис вздохнул во всю ширь своей мощной грудной клетки.
– Вот во что ты там опять вляпалась, Оля, блядь?!
А раньше ты столько не матерился, Бoря! Слышала бы тебя твоя мама! ?ля не ожидала , что желание непременно перечить Борису вернется так быстро. Буквально спустя несколько минут после встречи. И где? В палате реанимации!
– Не Оля-блядь, а Олимпиада Аскольдовна!
– Олимпиада блядь Аскольдовна… – снова вздохнул Борис и прижал ладонь ко лбу. И от этого его второго вздоха и короткого жеста Оле стало страшно. С ней… что с ней?! Почему ей ничего не сказала медсестра? А если… если Оле… удалили что-то… что-то важное?! ?на ведь почти ничего не помнит с определённого момента. С какого-то удара – еще там, в квартире. Не помнит, как везли на скорой, не помнит, как готовили к операции. Что это была за операция?!
– Боря… – она двинула рукой и неосознанно коснулась пальцами его руки. Все такой же мохнатый и теплый. – Боречка, что со мной?
Дрожь покатилась по телу, когда Борис накрыл ее руку своей. Это, наверное, откат после наркоза.
– Нечего непоправимого, Липа. Но пришлось делать полостную операцию.
– А… а что там?
– Оля чувствовала , как начинает щипать в носу и туманиться зрение. Вот, только от жалости к себе сейчас не хватало разрыдаться.
Теплая рука покинула ее, Борис встал, отошёл к столу медсестры и вернулся со стерильной салфеткой.
– Только не смoркайся. Живот может сократиться, – Оля послушно вытерла то, что потекло из носа и глаз. Сморкаться, как велели, не стала. А Борис продолжил: – У тебя были тупые раны в области живота, Липа. К сожалению, УЗИ показало разрыв селезенки.
– Сильный?
– Оля не могла ничего поделать с этим страхом, который охватил ее и никак не хотел отпускать. Как же, оказывается, хочется жить. Если вдруг возникает угроза этой самой жизни.
– Вторая степень, - Борис говорил спокойно. – Кровопотеря умеренная, привезли быстро. В общем, все обошлось малой… кровью. Других внутренних повреждений нет, но завтра, как от наркоза нормально отойдешь,тебя ещё раз вкруговую просветят, чтобы все точно исключить. Вчера не до того было.