Как рушатся замки
Шрифт:
Лис поёжилась от холода, окинула взглядом по-военному строгое убранство комнаты. Ничего примечательного. Интерьер словно отражал серый облик канцлера. В их дни, наполненные лозунгами о равенстве, богатым быть не принято, и предметы роскоши без жалости пускали с молотка ради идеи. В доме Катлера до революции могли висеть картины известных художников, полы – устилать маллийские ковры ручной работы… Усмехнувшись, она провела по корешкам книг на столе. У людей вроде него педантичность, впитавшаяся с молоком матери, сохранялась и в мелочах.
В ожидании она открыла ящики стола, но обнаружила жёлтые листы, канцелярию и ножницы с узкими лезвиями, которыми орудовали в парикмахерских. Находка развеселила. На мгновение Лис представила, как великий и ужасный сподвижник Азефа Росса делает себе стрижку. Подходит к зеркалу, берёт расчёску, мастерски отмеряет посечённые концы.
Она приподняла их за металлическое кольцо, собираясь изучить бумаги под ними.
Чернота накрыла с головой, чтобы ровно через одно моргание она уставилась в зеркало чужими глазами.
— Неровно.
Прядь, зажатая между пальцами, правда оказалась короче остальных. Некритично и, в общем-то, неважно: там, куда он отправлялся, линейкой не измеряли. Внешний облик тоже оценивали в крайнюю очередь – хоть ремень болтается, хоть пуговицы на тужурке расстёгнуты. Поэтому придирался он только ради её возмущений.
С ними она не затягивала. Руки в боки. Смешно нахмурилась.
— Не вынуждай меня браться за бритву, Элерт Катлер!
— С твоими талантами цирюльника ничего другого не останется.
— Ты меня попросил, так что я снимаю с себя ответственность! – горячо возразила она, взъерошив его всё ещё мокрые волосы.
Он сглотнул, перехватил её ладонь и прижал к губам. В груди щемило и клокотало. Завтра поезд умчится к границе. Завтра он бросит её одну в огромной недружелюбной столице.
— Тебе идёт.
Без разницы – идёт или нет. В мутном от пара зеркале он видел её сосредоточенное покрасневшее от жары лицо. Сдавила тревога. Вновь захотелось завести малоприятный разговор об отъезде на север.
Сколько он поднимал тему? Раз пятьдесят? С её характером пятьдесят первый завершится фатально.
Неуловимое движение – и русая прядь упала на кафель, к его. Он повернулся. От потрясения внезапно пропал дар речи.
Она покачала ножницы за кольцо и быстро спрятала их за спину, не давая ему возможность отобрать.
— Я буду отрезать каждый день до твоего возвращения.
— На тебя сентиментальность нашла или сумасшествие? Что будет, если война затянется или меня убьют?
— Я побреюсь налысо, – констатировала она и, получив в ответ смешок, толкнула его в грудь: – Но, если ты потом приползешь живой-здоровый, я и тебя побрею, сукин ты сын.
Стиснув зубы, Лис надавила на виски. От боли рябило в глазах. Какого демона с ней происходило? Второе спонтанное видение за неделю? С этим явно что-то не так. Из-за Сонхи она лишилась контроля. Вспышки занимали всего несколько секунд – для кого-то ерунда, смехотворный промежуток. Для неё – срок, которым измерялось расстояние между жизнью и смертью. За несколько секунд можно получить кортиком по артерии. Если видения продолжат бессистемно возникать, рано или поздно кое-кто влипнет в переделку.
Она положила ножницы, которые неосознанно стискивала в кулаке. «Ты видишь прошлое людей, – отозвалось с негодованием, – и вместо какого-нибудь важного государственного секрета подсмотрела за любовной сценой. Браво!». Не иначе космос обернулся против неё.
Во входной двери повернули ключ. Хозяин соизволил прибыть домой.
Припозднился. Не за горами рассвет.
Она прильнула к массивному шкафу. Извлекла клинок.
Канцлер старался не шуметь. Тихо прошёл в прихожую, повесил верхнюю одежду. Скрип сапог раздался в коридоре.
— Прекращайте спать в кресле, мадам Жани. У вас больные суставы, – сказал он ласково.
— Моим суставам хуже не будет, сэр. Ощущаю себя древней развалиной.
— Не вы ли с утра грозили бедному почтальону скалкой? У девчонок не получилось бы размахивать ей столь же лихо.
— Не смейтесь над пожилой женщиной! Старость не подруга. Не верите – спросите у вашего дедушки.
— Верю, мадам. Но изредка в вас просыпается демоница, я сам побаиваюсь.
Он направился к комнате.
— Почему на вас бинты, сэр?
Соврёт?
— Несчастный случай. Заряд от фейерверка упал в беседку.
Предсказуемо.
— Яяка милостивая! Вы же не накрыли его собой?!
— Вы переоцениваете мой героизм, – засмеялся. – Меня осколками от вазы задело. Царапины. Не переживайте.
Да-да, пара порезов. Благо в них кости не просвечивались.
— Погодите. Я принесу порошок, обработаем…
— Не переживайте, – повторил он с нажимом. – Меня осматривал доктор Илхами. Ничего серьёзного. Простите, мадам Жани: день был длинным, я устал. Поговорим за завтраком, хорошо?
Старушка вздохнула.
— Спокойной ночи, сэр.
— Спокойной ночи.
Не спеша раздеваться, Катлер скрылся в ванной. Во мраке Лис различила его сгорбившуюся над раковиной фигуру. Со скрипом повернулся кран. Мужчина умылся. Замер, глядя куда-то перед ним. Плеск воды не заглушил ни стон, ни частые неровные вдохи. На миг девушка пожалела, что темнота не давала оценить его выражение. Необыкновенный человек. Досталось ему нехило, и после пережитого он не привёл десяток солдат в охрану, ухитрялся заботиться о чьих-то старческих болячках, не выл от боли и разбрасывался шуточками. Вспомнилась встреча в трущобах; его спокойная улыбка, отточенные движения. Он перед помостом в Сатгроте: собранный, смотрит весело, вызывающе. Знает же – победил преступницу голыми руками, и ни капли высокомерия в нём, превосходства. Лишь на устах отпечаталось дерзкое предложение выступить против него вновь.