Как рушатся замки
Шрифт:
Что ж… У ненормальной фиксации Эйвилин на Катлере имелись корни. Он впечатлял, западал в душу, врезался в мысли – как ни обзывай, смысл предельно ясен. Даже боготворимый народом вождь революции мерк на фоне Второго канцлера.
Шкаф частично перекрывал Лис обзор, поэтому о том, что мужчина улёгся на кровать, она догадалась по скрипу матраца.
Трижды пробили часы. Она наугад отмерила пятнадцать минут, прислушалась к дыханию. Объяло облегчение. Бог смерти{?}[Он же Бог Преисподней. В него верят многие наёмники; считается, что после смерти он приглашает
Очень он ей нравился. А ещё пугал. Тоже – очень.
Девушка бесшумно покинула импровизированное укрытие. Китель от парадной формы и сапоги кучей валялись на полу, словно всё, на что у мужчины хватило сил, – это снять их. По грани обсидианового клинка пробежал фиолетовый отблеск. Руны обожгло, и она с наслаждением почувствовала переполняющую её магию – она точно через край лилась. То же самое случилось при задержании. Её силам внезапно перестало хватать места в теле.
Списав прилив энергии на адреналин, она приблизилась к канцлеру. «На лезвии – благодать», – вымолвила одними губами. Занесла оружие. Выверенный выпад – и свобода в кармане.
Однако нечто нематериальное как будто держало её за запястье. Она медлила намеренно, пусть и не до конца осознанно.
— Вы пришли меня убить?
От звука его сонного голоса Лис опешила. Он по-прежнему лежал на краю кровати, свесив с неё босую ногу, и теперь пустым равнодушным взглядом пялился в потолок.
Когда молчание затянулось, он с каким-то страдальческим драматизмом провел по лицу забинтованными ладонями.
— Что вы застыли? Приглашения ждёте?
— А вы буквально решили дать мне себя убить? Без сопротивления? – ещё больше озадачилась Лис.
С таким равнодушием она сталкивалась впервые.
— Да делайте, что хотите. Честное слово, может, хоть на том свете отосплюсь.
В видении он был таким же – языкастым растрёпанным мальчишкой. До обидного человеком. Неподъёмная усталость разбила внушающую ужас легенду в пух и прах. Девушка хмыкнула и убрала клинок в ножны.
В этом её поступке не наблюдалось никакой логики. Спросите у неё – она никогда не объяснит, почему вдруг передумала пойти простым путём и избавиться от него, пока он не испортил ей жизнь.
— Так неинтересно. Смотрю на вас, канцлер, и охота не горло резать, а в одеяло укутать. Жаль вас.
Вздохнув, он рывком сел, но снова не предпринял никаких попыток накинуться на неё или схватиться за оружие. Взъерошенные волосы падали ему на глаза.
— Мне самому себя жаль. Три покушения за один день! Я что – проиграл жизни в лотерею?
— Вы счастливчик.
В ответ раздался смешок.
— Или патологический неудачник.
— Не исключаю.
— Вы умеете утешить.
— У меня проблемы с дипломатией, вы забыли?
— Точно. А из меня плохой парламентёр.
Её нелепое поведение, его святая безмятежность, их дурацкий разговор – от этого попахивало бредом. Ситуация противоречила здравому смыслу. Лис покосилась на балкон. В компании Катлера внутри неё пробуждалось смятение. Тянуло на позорное бегство.
— У вас на лбу вопрос написан. Спрашивайте.
Она нахмурилась.
— Не надо делать вид, что вам всё обо мне известно. В противном случае меня бы расстреляли в тюрьме.
— Не допускали, что вас не расстреляли как раз потому, что у меня – ваша подноготная? – Подмигнул. – В столе хранится. В коричневой папке, под делами «Матушки Мэм» и мадам Шэнь Дусиянь.
— Коллекционируете?
Выражение «сердце провалилось в пятки» никогда не казалось ей настолько реальным.
— Приходится. На авторитете и страшных сказках далеко не уедешь, согласны?
— Невозможно держать досье на каждого жителя Сорнии.
— Невозможно? Вы заявляете такое в мире, где феи подрабатывают официантами? Смешно.
— Да-да. И мертвецы трансформируются в крылатых тварей. Обычные будни в Сорнии.
Катлер усмехнулся.
— За «крылатых тварей» как-то не уверен. Они выбиваются из повседневной обстановки.
— Ну так разберитесь с ними! Вы власть или любители? Не хватало, чтобы чудища-людоеды в ночи шатались…
Лис запнулась. Их беседа перетекала в дискуссионную панель жалоб и предложений, что его, по всей видимости, забавляло. «Имею право! – вяло оправдывалась она перед голосом разума. – Я ничем не отличаюсь от других граждан». Наёмник человеком быть не переставал. Сейчас он вовсе не выделялся в аморальной массе: страну поголовно населяли убийцы и воры. В смуту на честности не протянешь.
От отговорки, впрочем, не полегчало. Пора делать ноги, или исход не предскажешь. Не того она мужчину выбрала для обмена любезностями.
— Мы в процессе, – заверил он. – Если меня прекратят взрывать трижды за сутки, дело скорее сдвинется с мёртвой точки.
— Я зарезать собиралась, а не взрывать.
— И на том спасибо.
Мужчина потянулся за чем-то на тумбе, коротко замер, потому что Лис дёрнулась за клинком, приподнял бровь и продемонстрировал сигарету. Щелчок зажигалки ударил по натянутым нервам. Канцлер закурил и выпустил голубой дым. Невозмутимостью он сражал наповал.
— Из любопытства поинтересуюсь… За что хоть?
Причин лукавить она не нашла.
— Вы мне нормально существовать не дадите.
— Из-за Эйвилин? – Она кивнула. Мужчина улыбнулся: – В таком случае я и на себя обязан надеть кандалы. Кто, по-вашему, подбросил вам ключ в камеру? Призрак? Кто отдал распоряжение вывести Эйвилин аккурат между патрулями? Кто проигнорировал ваше наглое пребывание в Тэмпле? Вы бы для пущей конспирации поселились на центральной площади и указатель повесили «искать принцессу здесь». Кушать подано – вот вишенка на торте.