Как сломать себе жизнь
Шрифт:
– Мне нужно поговорить с тобой о чем-то очень важном, – сказала я.
Мама приглушила звук телевизора и повернулась ко мне. Она опять сидела в жаккардовом кресле.
– Ладно… – ответила она.
Я сделала глубокий вдох. Мама явно нервничала.
– Интересно, – начала я, – можно ли устроить так, чтобы я поехала в школу-пансион. – На мамином лице отразилось облегчение. – Думаю, это принесет пользу мне, моим оценкам, а также семье…
– По-моему, превосходная мысль, – сказала мама. – Я поговорю с папой.
Как легко! Я думала, придется умолять и валяться в ногах. Но мама все устроила.
Через несколько дней она позвала
– Мы решили, что ты можешь поступить в школу-пансион, – сообщила мама. Она держалась очень серьезно.
– Правда?! – вскричала я.
– По нашему мнению, ты это заслужила, – сказал папа. – После всего, что ты пережила из-за сестры.
Вот уж точно.
На той же неделе мы с мамой отправились к консультанту, который подобрал для меня новую школу. Я слетала в Массачусетс на собеседование, где сообщила даме из приемной комиссии, что хочу всерьез взяться за свое образование. И меня взяли.
Вечером накануне отъезда в школу мы с отцом пошли прогуляться, как в старые добрые времена. Бенни-Мишка ковылял следом. У него на морде была опухоль размером с бейсбольный мяч. Дело происходило в воскресенье после Дня благодарения, поэтому на улице было прохладно.
– Кейт, – сказал папа, – пора уже браться за ум.
– Знаю, – ответила я, разглядывая луну. Как же ярко она светит!
– Пора тебе меняться, Кейт, – продолжал он. – Вот так.
– Понимаю, – откликнулась я.
– Пора браться за ум, Кейт, – твердил свое папа.
– Знаю, папа.
В конце прогулки он меня обнял. Бе-е!
– Тебя очень любят, – сказал папа.
– Зна-а-аю, – сказала я – и в глубине души действительно знала. Но в тот момент я мысленно рисовала картины своей восхитительной гламурной новой жизни и совсем не хотела, чтобы отец – да и остальные члены моей семьи, но главным образом отец, – занимал в ней хоть какое-то место.
Мой новый дом – Академия Лоуренса (или попросту Лоуренс) – находилась в получасе езды от Бостона, в старинном городе Гротоне, штат Массачусетс. Это было частное учебное заведение для учеников девятых-двенадцатых классов, в котором занимались ровно четыреста человек: половина пансионеров, другая половина – приходящие. И все они были по-настоящему круты. Мне нравятся ребята из Новой Англии, а вам? То есть они реально секси. Парни щеголяли именами вроде Остин Колби, воспаленными голубыми глазами и дырявыми свитерами. Они врубали на полную рок и курили «сиги» (так в Гротоне назывались сигареты) в «универсалах» своих мамаш по дороге на занятия команды по сноуборду. Девчонки не отставали: стильные, подтянутые, с ухоженными длинными волосами. (Надо вам сказать, там я быстро распрощалась со своими жуткими шмотками.)
В пяти минутах езды находилась знаменитая школа Гротон, где училась целая прорва Рузвельтов. Лоуренс тоже считался приличным заведением, старинным и очень красивым. Учебный корпус, столовая и библиотека размещались в строгих краснокирпичных зданиях с белыми колоннами. Школьный двор и окрестности утопали в зелени древних деревьев, а осенью пылали красными, оранжевыми и желтыми сполохами. А надо всем, куда ни кинь взгляд, – нестерпимо синее небо.
Когда в начале декабря – это был первый день второго триместра – я прибыла в школу, листвы на деревьях уже не было. Я катила свой чемодан на колесиках по черному льду к своему новому жилищу – общежитию Пиллсбери-хаус, белому двухэтажному зданию с черными ставнями. Новоанглийская классика. В Пиллсбери было семь спален, две ванные комнаты и один платный телефон (на время, отведенное для самостоятельных занятий, его отключали). Я жила на первом этаже. Окно комнаты выходило на футбольное поле и холм Джиббет, где, как поговаривали, кишмя кишат привидения, потому что в семнадцатом веке здесь проходили публичные казни. Теперь здесь кишмя кишели коровы! А на вершине холма находились остатки частично сгоревшей крепости с каменными стенами и башней. (Как вскоре выяснилось, волшебное место – здесь курили травку.)
Там я сразу стала намного счастливее и пребывала в этом состоянии следующие несколько лет. Школа-пансион казалась настоящим раем для подростков, куда родители не допускались, – именно о таком месте я грезила, зачитываясь «Сепаратным миром». Я завтракала, обедала и ужинала в компании сверстников, после чего отправлялась к себе вместе с другими сверстниками. Никаких родителей! Никаких скандалов.
В ту первую зиму мне ни разу не взгрустнулось о доме. Я была абсолютно довольна. Близкими друзьями пока не обзавелась, но это меня не тревожило. Мне нравилось ездить по субботам в Бостон, кататься на общественном транспорте, любоваться закатом. Как здорово в большом городе – я стала совсем взрослой! Однажды в выходные я даже взяла свою кредитку «для непредвиденных расходов», зашла в салон на Ньюбери-стрит и перекрасилась в платиновую блондинку, что мне строго-настрого запрещалось. С тех пор я так и осталась блондинкой.
По воскресеньям я сидела в кампусе. Моя соседка Манджари уезжала к родным, жившим неподалеку, в Эйере, поэтому наша огромная комната оказывалась целиком в моем распоряжении. Я украшала стены прихваченными из дома фото Мэрилин Монро и Сида Вишеса, потом уютно устраивалась в постели, заранее запасшись чипсами Doritos и колой из школьного буфета, и перечитывала «Клуб лжецов» Мэри Карр или «Эди» Джин Стайн. Я медленно смаковала шоколадку Hershey, наслаждаясь каждым кусочком, выскребала перхоть от перекиси и таращилась в окно на коров. Они мычали на холме, составляя мне компанию, – и это меня утешало.
С этими самыми коровами я дружила следующие три года, проведенные в Гротоне. По крайней мере, я так думала. Дописывая главу, я выяснила, что моих рогатых товарок выращивали вовсе не ради молока! Это был мясной скот породы «блэк ангус», принадлежавший ресторану Gibbet Hill Grill, и каждый август стадо сгоняли к так называемой Кровавой ферме «на переработку». То есть каждый сентябрь я видела уже других коров. Боже, какая жуть! Хорошо, что тогда я этого не знала!
Та первая зима пролетела быстро. Я совсем не скучала по своим. В школе дела шли лучше некуда. Разве что за исключением… угадаете? Правильно: оценок. Брр. Оценок. О боже. Оценок. Оценок!
В первый зимний семестр в Лоуренсе оценки у меня были отвратительные. Несмотря на маленькие классы и уроки в виде семинаров и «круглых столов» (что мне действительно нравилось), некоторые предметы мне попросту не давались, особенно геометрия, и в середине зимнего триместра меня в связи с неуспеваемостью перевели на академический испытательный срок. Перед итоговыми экзаменами средняя отметка выросла до «удовлетворительно с плюсом», но лишь благодаря колоссальным усилиям и занятиям с дорогими репетиторами, которых родители оплачивали дополнительно.