Как воспитать ниндзю
Шрифт:
Все опять хихикнули.
– Ой, прости Цень... И ты, Вождь... – сказала мама. – Но я просто в первый раз увидела это своими глазами...
Она сжала зубы.
– Это было ужасно! – она в ужасе опять крепко сжала зубы и даже прикрыла глаза.
– Да... – подтвердил отец. – Обычно она убивает пытавшихся насильников слишком зверски... Везде кровь! – он передернул от холода плечами.
– Ужасно было, что милый принц превратился в такую гадость! – взбесилась, наоборот, мама.
– Да-да... – кивнул китаец. – У мальчика вместо лица кровавое месиво, надо было ножом...
Мама
Мы обе с Мари отчаянно захихикали.
– Мама, успокойся, – сказала Мари, зачесывая косу. – Если б ты знала, сколько даже мне пришлось отбиваться от мужчин!
Мама побледнела.
– Папа вышел в отставку, – сказала жестко она.
Раздался наш с Мари смех.
– И теперь я сделаю из вас настоящих леди. Все, вы выросли, детские игры кончились!
Мы опять захихикали.
– Она имеет в виду шпионаж! – невинно сказала я Мари, зачесывая косу и повернув к ней голову, будто других здесь нет.
– Нет, убийства... – точно таким же тоном, качая головой и смотря мне в лицо, сказала Мари.
– Прекратите немедленно! – сказала мама. – Теперь я займусь вашим воспитанием!!!
Мы обе повернули к ней мордашки, точно впервые увидели, что она есть.
– Противные рожицы! – ухмыляясь, ласково сказала мама, успокаиваясь.
– Кто-то противный, а кто-то нет! – рассудительно проговорила я, подняв палец вверх.
– Каждый знает, кто тут противный! – тоскливо сказал папа.
– Люблю самокритику... – промурлыкала, вылизывая сливовый джем с кофты, я.
Мама, похоже, смотрела на мое... гм... воспитание с ужасом.
– Немедленно перестань облизывать руки! – рявкнула она. – У леди для этого есть слуга!
Я протянула кофту китайцу, поднесшему кофе. Как леди.
Он лизнул и пожал плечами.
– Я имела в виду, что он вытрет! – рявкнула мама.
Я снова замурлыкала.
– Ценное воспитание... – пропела я. – А когда я в поиске или во вражеском лагере, мне ручку кому подставлять?
– Леди только с лордами воспитана... – пропела Мари.
– Леди воспитана всегда!
– А настоящий лорд всегда кушает пятью ножичками... – мечтательно сказала я. – Я хотела бы видеть их вместе в разведке! Ммм...
Мама обиделась, почему-то посчитала, что я считаю ее идиоткой и гнусно издеваюсь над ней, хотя это было все, что я сказала.
– Вы уволены! – сказала мама, поджав губы.
– Слушаюсь! – сказала я, дурачась.
– Ваша служба в разведке кончилась, и ты даже не представляешь себе, как я рада!
– Есть, командир!
Чтоб показать, как я ее слушаюсь, я ходила на руках и показывала ей язык. Ибо нога была все-таки ранена. Хоть китаец и сказал, что мне чертовски повезло, и через неделю я буду ходить на ушах.
– Лу, ты только бы представила, что бы было, если б ты стала так на руки в платье посреди зала с леди, – укорила меня мама, пробуя достучаться до совести с помощью воображения.
– Голой з... в лицо? – захихикала я. – Слава Богу, у меня брюки!
Впрочем, меня ненадолго особо хватило – наевшись, я стала сонной. Я даже болею по-дурацки, как говорила мама – когда я больна, я преимущественно сплю, как раненное животное, лишь просыпаясь для еды и снова погружаясь в сон. В отличие от большинства людей мне это не тягостно, а наоборот. Организм бойца чудовищно усиленно восстанавливается, и я просыпаюсь только для того, чтоб вульгарно пожрать или помедитировать, представляя в воображении себя абсолютно здоровой, – тем, чем я должна стать с мельчайшими подробностями в воображении, а не отвлеченно. Образы здорового тела у меня настолько мощны, ярки и прочувствованы, что я словно вижу себя изнутри, каждую жилку, сухожилия, мышцу в полной реальности. И организм, как у животного, сам просится в сон, я просто проваливаюсь туда снова, если нет опасности, залечивая раны.
– Ленивец! – теребила ласково меня Мари, пытаясь пробудить, лишь только я уснула. – Соня! Сколько можно спать!
Мари, в отличие от мамы, хоть и научилась от меня за долгую жизнь засыпать по собственному желанию мгновенно и когда угодно, лишь коснувшись головой шкуры, но была садисткой. Она меня будила. В долгих переходах и опасностях ты должен отключаться мгновенно и в любых условиях, сменяясь с поста, ибо времени на отдых больше может не быть никогда, и от этого зависит часто жизнь. Любой из наших бойцов засыпает среди любого шума, на любой доске или качелях, лишь себе прикажет – это лишь особая техника и привычка. Но мама так никогда и не научилась этого делать, и всегда ворчит, когда видит, как в случае ранений мы напоминаем медведей зимой. Смешно, но умение засыпать действительно является следствием внутренней самодисциплины и мощи духа.
– Проснись, соня! Отец по глупости связался с каким-то министром, и этот болван требует, чтоб мы ехали в Англию и работали быстрей!
Я прислушалась.
– Что бы ни сделал принц, неужели это стоит Англии? – спросил чей-то усталый голос.
– Он пытался изнасиловать мою дочь! – упрямо сказал отец.
Раздалась ошеломленное молчание.
– Может, он просто хотел поцеловать ее, а вы ошиблись в его намерениях? – неуверенно спросил тот.
– И разорвал платье для удобства! – хихикнул отец.
– Может, это вышло случайно? Она стала вырываться?
– Да... – сказал отец с явным сомнением в здравии собеседника.
– Но, может, она сама захотела? Некоторым девочкам это нравится... – промямлил тот.
– И потому принц попытался овладеть ей, когда она была ранена, спася от смерти его родного брата, опоена наркотиком, и после операции, так что лежала больная и не могла защитить себя, а каждое касание к раненной ноге чуть не сводило ее с ума. Ей так понравилось, что она еще и яростно вырывалась при этом...
– Да, нехорошо... – сказал шокированный слушатель.
– Зачем сопротивлялась? – укорила меня Мари.
Даже отсюда я услышала, что человек шокировано молчал.
Отец тоже помолчал.
– Сэр! Вы не понимаете, что вы говорите! – наконец, неожиданно сказал его слушатель. – Вы клевещете на будущего короля Англии.
– Вот поэтому я и не хочу больше с ним работать! – хладнокровно и жестко отбрил отец.
Там опять раздалось шокированное молчание.
Долго молчали.
Потом раздался уже быстрый говор того же человека, уже совсем не похожий на торжественную речь.