Как закалялась жесть
Шрифт:
И Долби-Дэн попер меня обратно, сражаясь с двойной силой тяжести. Сам бы я по этой лестнице карабкался, как на пик Коммунизма, с ночевками, привалами и глюками от кислородного голодания.
— Я от мамочки ушел, я от Леночки ушел, а от тебя, пидор гнойный, и подавно… — бормотал мой славный носильщик, шумно дыша мне в ухо.
— Молчи, Даня, молчи, — заклинал я. — Скорей надо.
— Балакирев… Какую фамилию испоганил…
— У Петра Первого был шут с такой фамилией. Считай, что это его потомок.
— Я
Опять будуар.
— …Поставь меня, отдышись.
— Вы говорили — скорей.
— Да, хорошо бы. Он мог новых дружков позвать. И вообще, вдруг еще кто заявится?
— Тогда в Зеленограде отдышусь.
— Тебе сколько лет?
— Ах, много, сударь, восемнадцать…
…Балакирев ждал наверху, в палате: все-таки поднялся, параноик!
— Повернись, — велел я студенту. — Иди боком, чтоб я его на мушке держал.
Балакирев увидел Долби-Дэна и ошалел. Его квадратную витрину перекосило:
— Стой! А этот чего?
— Этот — со мной.
— Оборзели, бля… Так. Этот никуда не идет.
— А то что? Пристрелишь?
— Его — пристрелю!
— Я мог бы запретить тебе и пальцем его трогать, но мне на этого парня начхать. Он никто, он мои ноги. Я и так могу уйти, без ног. А вот как тебе потом невесту вызволять — не знаю, не знаю…
— Ты все равно не отдашь ключ, сука!
— А ты рискни, сука, вдруг отдам.
— Почему ты, сука, через тот ход пошел?
— Там было ближе, сука.
Он мучительно задумался. Я решил ему помочь:
— У тебя что, Вадик, есть выбор?
— Ладно, валите, — решил он.
— Ты — перед нами.
Так и вышли на лестницу: первым — Плохой, Хороший — вторым, а Злого несли на руках. Вестерн, сгори он в печи… Долби-Дэн дышал, как загнанная лошадь, но терпел, терпел. Так и спустились вниз.
— Освободи дорогу, — сказал я Вадику. — Отойди в тот конец гостиной и подожди.
— Давай ключ от подвала! — истерично выкрикнул он и вдруг вскинул пистолет.
Мой ответ был симметричным. Опять мы стояли, два психопата, ствол к стволу, мерялись нервами; а время тикало, и таяли шансы спокойно исчезнуть отсюда, потому что не могло мне везти бесконечно…
А ведь ключ он и вправду искал, если судить по разгрому! Золу из камина выгреб, дурень, — как я советовал. Ковер скатал, стол перевернул. Стульев осталось мало, но и их, надо думать, не миновал пристальный досмотр, — включая те, которыми он подпер дверь.
— Рука сильно болит? — спросил я.
— Не твое дело!
— Извини, я не со зла тебе сделал больно. Просто злых дураков не люблю. А кожа прирастет, куда денется.
— Ты о чем? — сказал он, сбитый с толку.
— О том, чтобы ты о себе подумал, о своей будущей жизни. О том, как ее сохранить… Я верну тебе Елену, когда
Он сник…
И наконец-то путь к свободе был открыт!
На полу тихо страдало существо, полагавшее себя сверхчеловеком, — это придавало мне сил. Тенятник Копытьев беседовал сам с собой:
— …Нет, таким примитивным способом меня не уничтожить… Это вы умеете — уничтожать, давить все новое, все перспективное… Нож в спину грядущему… Стану «гипером» — всех умою… Эх, папа, папа. Ищи мочалку, кровь подтирать… Что с глазами?.. Ничего не вижу…
Я громко сказал, когда Долби-Дэн огибал тело:
— У тебя на глазах повязка, лопух, с головы сползла. Слышишь, золотые шарики звонят? По тебе звонят.
— «Дозу» дайте, скоты, вам же запл о чено, — взмолился он. — Ворье, хамы…
В холл мы вышли без сюрпризов. Разве что Долби-Дэн внезапно вскрикнул: «Ай! Что там?» — оказалось, всего лишь задел ногой чью-то голову. Это была оттаявшая голова Руслана; она откатилась в сторону прихожей, оставляя на паркете неопрятные мазки.
В этот момент дверь в прихожую и открылась…
Я чуть не выстрелил. Напряжение было страшным. Кого там еще принесло, каких хищников, алчущих моей плоти?! «Неужели — всё?» — мелькнула паническая мысль. Последний ведь шаг… неужели опоздал, профукал свой фарт… черт меня дернул возвращаться, сдался мне этот паспорт!
— Простите, у вас там открыто, а на звонок никто не ответил, — хорошо поставленным начальским баском известил гость.
— Скинь меня, быстро!!! — прошипел я Долби-Дэну.
Пистолет успел спрятать во внутренний карман.
Это был мужчина с ослепительно-белой собачкой на поводке, почти по Чехову. Респектабельный, как манекен в витрине ГУМа. Морда знакомая, где-то я его уже видал… Елена говорила про некоего Алексея Алексеевича, который тоже должен прийти за заказом… Вспомнил! В телевизоре его видал. Один из прогрессивных деятелей, громче всех кричащих о том, что народ в рабских цепях, дети и мужья брошены, счастье захвачено всесильными чиновниками, кругом абстиненция и мастурбация, а болты стонут от закручиваемых гаек… Клиент Купчихи, короче.
Алексей Алексеевич оцепенел, обнаружив человечью голову прямо по курсу, и отпустил поводок. Его собачка не растерялась, бросилась к этой «игрушке» — и ну ее трепать.
— Это у вас болоночка? — светски вопросил я и пошел им обоим навстречу. — Обожаю таких малюток.
— Мальтезе, девочка. Мальтийская болонка, — откликнулся он на автомате.
— Сколько ей?
— Уже почти десять. После ваших даров — как будто молодость к ней вернулась, опять неугомонная, шаловливая… Спасибо вам… Подождите, это что, муляж?