Кактус Нострадамуса
Шрифт:
В своем блоге коварная Уля разместила фотографию с удобочитаемым номером авто, сопроводив ее слезной просьбой к прогрессивной мировой общественности: «Люди добрые, помогите найти владельца этой машины! Он сбил моего котика и даже не остановился!»
Общеизвестно, что котиков мировое сообщество в социальных сетях считает священными животными. Обида, нанесенная коту, по умолчанию приравнивается к особо тяжкому преступлению и карается моральным уничтожением на месте.
За несколько часов Улино сообщение разошлось по Интернету как вирус гриппа, накрыв всю Россию и страны СНГ такой
Негодяй, обидевший «котэ», был приговорен.
К утру у блогерши Блиндуховой имелась вся необходимая информация о владельце интересующего ее автомобиля, и даже сверх того. Уля не только узнала ФИО мужчины-мечты, его телефон, домашний и электронный адрес, но также получила исчерпывающую биографическую справку, краткую характеристику и небольшой (нелестный) критический анализ творчества К.Б. Кузнецова.
Стоит ли удивляться, что этой ночью Зяма спал плохо и проснулся в холодном поту?
Вторник
Ночевала я у Дениса – ну, так уж вышло. Милый соскучился, поэтому разговоров мы не разговаривали, и меня это полностью устраивало. Меня вообще в ночевках у Дениса устраивает все, кроме отсутствия сытного горячего завтрака, за которым, впрочем, мне нетрудно спуститься домой – всего на один этаж ниже.
Зяма еще спал, добросовестно следуя режиму, без которого члены нашей доброй семьи давно истребили бы друг друга в утренней битве за санузел.
У нас первым просыпается и припадает к удобствам бабуля (у нее бессонница), за ней папуля (он спозаранку ходит на рынок), потом я (мне к девяти на работу). Мамуля и Зяма, будучи богемой, могут позволить себе поздний подъем. В выходные эта схема частенько дает сбои, но в будни работает прекрасно. Конечно, за исключением тех дней, когда бабуля больше страдает от склероза, чем от бессонницы, и забывает правильную последовательность посещения клозета. Тогда на ближних подступах к санузлу образуется пробка.
Сегодня утро шло по расписанию.
Папуля уже ушел, освободив купальню для меня и оставив на столе пояснительную записку: «В Японии за столом принято сидеть на татами в позе сэйдза: ноги поджаты под себя, спина прямая, словно камыш на озере Масю. Чего не следует делать с хаси: майебаси категорически воспрещается! Сагурибаси тоже нельзя! Сасибаси – ни в коем случае! Татэбаси тем более нельзя!»
На кухонном диванчике лежала свернутая рулетом синяя туристическая «пенка» – надо полагать, наш аналог татами.
Я пожала плечами и пошла в ванную, а по возвращении застала в кухне бабулю. Спустив на нос очки, она изучала папулино послание.
– Доброе утро, ба, – сказала я, приступая к исследованию емкостей на плите. – Хаси хочешь?
– Не знаю, – засомневалась бабуля. – Я поняла, что нам тут ничего нельзя.
– Я поняла, что нужно сидеть на татами в позе сэйдза и не рыпаться, – сообщила я. – А больше ничего не поняла. Особенно я не поняла, что у нас на завтрак?
В одной из кастрюлек был обыкновенный рис, в двух других – что-то загадочное.
– Я не могу в позе сэйдза! – возразила бабуля, задом потеснив на диване рулет из татами. – В моем возрасте органичны только две позы: лежа в гробу и стоя буквой «Г»!
– Тут рис и что-то еще, – проинформировала я ее, пропустив мимо ушей разговоры про гроб – типичное стариковское кокетство. – Тебе положить?
– Рис давай, а что-то еще не надо, – решила ба.
Я положила ей кашки, дала ложку, налила чаю – позаботилась, в общем.
Мне самой и риса не хотелось, поэтому я пошла к себе, быстро собралась и спустилась на пятый этаж к Трошкиной. Авось у нее найдется что-нибудь повкуснее, чем скудный японский брэкфест.
Трошкина уже оделась для выхода на работу и как раз завтракала.
– Чем угостишь? – прямо спросила я, без задержки проследовав в кухню.
– Кефиром и ржаным хлебом с отрубями! – доложила Алка.
Я круто развернулась. Пожалуй, попробую я папулино хаси!
– Стой! – не выдержала демарша Трошкина. – Тебе могу предложить бутерброд с колбасой! Все равно она пропадет, если ее не съесть.
– Тащи свою колбасу, – согласилась я, возвращаясь к столу.
Алка достала из холодильника «Докторскую», майонез, сливочное масло и баночку соленых огурчиков, а из хлебницы – четвертушку белого каравая. Все вредное, но вкусное.
– Пей свой кефир, – разрешила я и соорудила себе роскошный многослойный бутерброд.
Трошкина посмотрела на него с такой тоской, которую я часто вижу во взоре голодного Барклая.
– Хочешь бутербродик?
– Хочу, – подружка вздохнула. – Но не буду! У меня диета.
– Фот фкавы вне, Твофкина, фафем феве виефа? – спросила я с набитым ртом.
– Я фигуру берегу, – ответила Алка.
Я хрюкнула.
– Фтовы верефь…
Я проглотила жвачку со вкусом колбасы.
– Чтобы беречь фигуру, надо сначала создать фигуру! Ты же худая, как кишечная палочка, Алка! А ну, возьми бутерброд!
Трошкина с готовностью схватила бутер, но для приличия еще немножко поспорила, хотя и не по делу:
– Кишечная палочка вовсе не худая, я видела в микроскоп, она вполне пропорционально сложена!
Светски беседуя, мы прикончили «Докторскую», хлеб, масло, огурчики, а заодно и кефир.
– Ты в офис или со мной? – спросила я Алку уже в лифте.
– С тобой, конечно! – ответила верная боевая подруга. – А куда?
Я с удовольствием отметила, что она ни секунды не колебалась.
– К Смеловскому в телестудию. Уговорим его помочь нам с «Бетабанком».
– К Максиму, так рано? И с пустыми руками? – заволновалась деликатная Алка.
– Нормально, не рано, – успокоила ее я. – У него же утренний эфир, так что он с половины шестого в студии. Но ты права, с пустыми руками в этот час идти негоже, Максимка небось еще даже не завтракал, заливается кофе.
– Купим ему кефира, – предложила добрячка Трошкина. – И черного хлеба с отрубями, это очень полезно.
– Лучше купим ему пончиков! – возразила я. – С вареной сгущенкой и шоколадом, это очень вкусно.