Калевала
Шрифт:
Подумав, решила Лоухи, что мало будет напустить на похитителей туман, и стала заклинать дальше:
— Ику-Турсо,Надышала дева тумана густую мглу на море, плотно застлала воздух, чтобы не мог Вяйнемёйнен понять, куда ему плыть средь широких вод. Простояв три дня и три ночи посреди морских потоков, не стерпел Вяйнемёйнен пустого ожидания и воскликнул:
— Даже слабейший из героев тумана не убоится и в слепоте его не согласится погибнуть!
С теми словами выхватил старец свой огневой клинок и рассек плотную мглу — от такого удара поструился по мечу сок тумана, а сам он поспешно воспарил к небу. И расчистились воды, и прояснели широкие дали.
Но не успели гребцы разогнать лодку, как послышался у медного борта страшный шум, и взлетели вверх столбом брызги и пена. Выглянув за борт, побледнел как снег отважный Ильмаринен и в ужасе закрыл лицо руками. Бросился мудрый Вяйнемёйнен к краю лодки и увидел Ику-Турсо, поднявшего страшную голову из моря. Схватил богатырский старец Турсаса крепко за уши и спросил:
— Посеял ты уже однажды злой дуб, зачем теперь вышел из моря пред очами человека?
Попробовал было вырваться из рук Вяйнемёйнена Ику-Турсо, но напрасно. Однако не дал он ответа, и тогда, встряхнув его хорошенько, вновь спросил песнопевец:
— Зачем поднялся ты из вод перед сынами Калевалы?
Но пришлось Вяйнемёйнену еще раз хорошенько встряхнуть Турсаса за уши, прежде чем дал он ответ.
— Вышел я из вод, чтобы погубить героев Калевалы и вернуть в Похьолу Сампо, — сказал Ику-Турсо. — Но если оставишь ты мне, Вяйнемёйнен, мою жалкую жизнь и отпустишь в бездонные глуби, то — клянусь! — никогда уже больше не явлюсь я пред очами человека!
Тотчас отпустил мудрый старец Ику-Турсо в море, велев ему на прощание не подниматься из глубин и не показываться людям от сего дня и довеку. С тех пор не смеет Турсас выходить из моря, и ни один человек не видел его больше ни при свете солнца, ни при сиянии месяца.
Только сел Вяйнемёйнен у руля править лодкой дальше, как налетел вдруг на челн встречный ветер и разразилась на море страшная буря. Встали вокруг пенные волны выше мачты, загудел воздух от напора ветров, что дули разом со всех сторон и хлестались песком, принесенным с далеких прибрежий, — никогда прежде не доводилось сынам Калевалы бывать в такой буре, а тут еще захлестнула лодку волна и смыла за борт многострунный короб Вяйнемёйнена, его звучное кантеле. Подхватил кантеле Ахто и унес в глубины на веселье девам Велламо. Навернулись на глаза Вяйнемёйнена слезы, и сказал он скорбно:
— Пропала отрада души — утонула радость старца! Никогда уже больше не вернется ко мне щучье кантеле!
А буря все не утихала, по-прежнему швыряли лодку водяные валы и захлестывали пенящиеся гребни, и тогда посетовал Ильмаринен:
— Горе мне! Зачем вышел я в море на этих дрожащих досках?! Знавал я злые дни на просторах вод, но не видел бури страшнее этой — видно, не пощадит нас нынче ветер и не пожалеют волны!
— Не годится нам горевать, — сказал мудрый Вяйнемёйнен, — не поможет в несчастье плач! И начал старец усмирять бурю заклятием:
— Придержи-ка, Ахто, волны — Стадо пенное взбесилось, — Вниз пошли их остудиться, К Велламо спусти на отдых, Чтобы челн мой не качали, Не захлестывали лодку! Уходи за тучи, ветер, Где родился ты когда-то, Не крени напрасно лодку, Не крути ее, как щепку, — Лучше лес вали на суше, Пригибай верхушки елей!И поумерилась ярость бури, стали смиряться ветры — позади остался ужас стихии. Тут взял веселый Лемминкяйнен те бруски и доски, которые запасливо захватил в поход, и достроил на сажень борта у лодки, чтобы не перехлестнули их волны. И так, подправленный на славу, поспешил челн по спинам водяных валов дальше.
40. Хозяйка Похьолы снаряжает погоню за Сампо
Пока герои Калевалы стояли в море, ослепленные туманом, и тяжко боролись с бурей, старуха Лоухи созвала свой северный народ, снарядила военный челн и, как утка — утят, свела воинов к воде, усадила в корабль мужей с мечами и стрелков с луками. Распустив на мачте парус, точно тучу, поспешила хозяйка Похьолы в погоню за лодкой Вяйнё — отбивать Сампо.
Тем временем герои Калевалы почти уже достигли родимых пределов, но тут почувствовал вещий Вяйнемёйнен неясную тревогу и велел ловкому Лемминкяйнену взобраться на мачту и посмотреть во все стороны: ясен ли вокруг горизонт? Не нужно было дважды просить Ахти показать удаль — влез он на мачту и, посмотрев на запад, восток, юг и север, где осталась Сариола, сказал:
— Впереди нас — ясное небо, а с полночи нагоняет лодку облако.
— Так ли ты увидел? — спросил Вяйнемёйнен. — Взгляни получше — может, то не облако, а корабль под парусом?
Пригляделся с мачты Кауко и сказал:
— Нет, не туча это, а как будто стоит позади нас остров: вижу я на осинах соколов, а на березах глухарей.
— Мелешь ты вздор, — возразил мудрый старец Лемминкяйнену. — Не проплывали мы мимо острова, да и пора бы знать тебе, что соколы на осины не садятся и глухарей на море не бывает, — приглядись-ка получше, может, то погоня Похьолы!
Внимательно вгляделся Ахти в третий раз и сказал:
— Верно, нагоняет нас лодка с севера — сотней весел бьет она по морю, и сотня мужей сидит там с оружием!
Уверившись, что не пуста была его тревога, велел Вяйнемёйнен гребцам налечь на весла, чтобы ушел их челн от погони. Принялись Ильмаринен и Лемминкяйнен грести что есть мочи, и затрясся челн — нос его взревел тюленем, а за кормой вспенилась вода, словно в пучине водопада. Изо всех сил работали гребцы, но все равно настигала героев Калевалы вражья лодка Похьолы. Увидел вещий старец, что не уйти им от погони, и решил колдовством отвести беду. Вынул он из мешочка с трутом кусок кремня, бросил его за борт через левое плечо и сказал: