Калифорнийская славянка
Шрифт:
– Да если честно сказать, Артемий Иваныч, то и историю о том, как русак жида объегорил, я тут вычитал, а купцы костромские подтвердили. Тут таких историй много наберётся.
– Ну и хитёр ты, братец,- рассмеялся Ряшкин.- А за книгу благодарствую. Теперь мы с Егоровной за сей книжицей вечерять будем. Ныне уже рано темнеть стало.
За окнами на улице и вправду стало заметно темнее и Степан Лукич засобирался домой.
– Сидите, сидите, мы ведь вас не гоним, – сказал Ряшкин.
– Нет, Артемий Иваныч,
– Ну, тогда ладно. Баня – дело у нас святое, да ещё и с дороги, – согласился Ряшкин.
– Сегодня, Артемий Иваныч, Иван у меня переночует, а там посмотрим. Завтра же с утра мы товар по лавкам развезём, – заверил хозяина Шергин.
– Потом даю вам день отдыха, а там за дело приниматься надо будет: товар в амбарах да лавках залеживаться не должен. Но о сем поговорим после… А ты, Степан Лукич, нашего гостя завтра же по городу поводи,-напомнил Ряшкин,- покажи ему кремль наш, Софийский собор, двор гостиный на верхнем посаде.
– Обязательно там побываем, Артемий Иваныч, обо всём расскажу, чего сам знаю.
Шергин с Кусковым, поблагодарив хозяев, раскланялись и вышли из избы на улицу.
Глава шестнадцатая
Ранним утром маленький Вук прибежал к хижине Манефы и весело сообщил, что всё готово.
– Что готово? – не поняла сразу Вука Манефа.
– Вождь Шаста приказала натаскать глины и камней для нового очага в нашей бане. Мы сделали это.
– Хорошо, Вук, – похвалила своего подопечного Манефа. – Я скажу вождю и мы скоро придём туда… Видишь, я готовлю ей завтрак. Но натаскать глины – это ещё не всё, Вук. Скажи мужчинам, чтобы положили глину в какую-нибудь яму возле бани и облили её водой. А ещё скажи, чтобы принесли с берега речного песка и камней.
– Хорошо, Шака! Мы всё сделаем. Я уже побежал.
А Манефа пошла к хижине Алёны, держа в руках плетёную плошку, в которой была желудёвая каша, сдобренная сушёными ягодами и какими-то кореньями и зелеными листочками.
Глянув на эту еду и чёрную лепешку из толчёной ржаницы, Алёна с грустью вздохнула.
– И всё это надо опять есть руками? – спросила она Манефу.
– Нет, Алёна… Я вырезала тебе из дерева вот эту лопатку, – показала своё изделие Манефа. – Как раз для каши. И я такой же пользуюсь…
…После завтрака Алёна с Манефой направились к берегу реки, где стояла хижина-баня макома, и где сейчас толпилось множество индейцев, которые пришли поглядеть на то, как будет делать новую баню их новый вождь Шаста. А, главное, увидеть – что из всего этого получится.
…У шалаша-бани Алёна и Манефа сразу увидели кучи глины, песка и камней. А толпившиеся около них люди ждали сл'oва вождя.
Работы нашлось всем. Алёна повелела положить в глину, кроме песка, немного золы, да добавить туда ещё воды. Когда это было сделано, Манефа показала, как надо месить глину ногами. С весёлыми криками и смехом ребятишки приступили к делу.
Женщин и взрослых мужчин Алёна научила, крепить стены шалаша новыми кольями, плотно прижимая их друг к другу, а самый верх бани покрыть слоем древесной коры.
Сами же Алёна с Манефой зашли внутрь пока ещё неустроенной, как задумано, бани и принялись за кладку печи на месте старого очага.
Сперва крупным каменьем они обложили старый очаг, где индейцы нагревали свои булыжники-кругляши, опуская их затем в плетёные корзины с водой.
Обмазывая глиной, которую им подносили ребятишки, каждый камень, Алёна с Манефой выложили стены печи, разделив их на две неровные части: в одной будут гореть дрова, а в другой нагреваться тот же самый круглый булыжник, когда весь жар с дымом станет проходить через эти камни в широкую, но невысокую, вылепленную из глины же с мелкими каменьями трубу и с круглым отверстием сбоку у самого её основания.
Из толстого слоя глины с золой верх печки сбили сводчатый и вставили туда железный котел, принесенный Алёной и доставшийся ей в наследство от старого вождя, неведомо как к нему попавший: то ли подарил кто-то их соседнего племени по дружбе, то ли обменённый в миссии на звериные меха. Впрочем, такие котлы и даже медные были в больших семьях макома, равно как топоры и ножи.
Когда печь была готова, её следовало просушить и Алёна сама зажгла в ней небольшой огонь от добытых ребятишками головешек из тлеющих перед хижинами костров.
Покрытый снаружи древесной корой банный шалаш мужчины густо обмазали глиной, чтобы пар в нём держался дольше и тем завершили переустройство парилки.
Стеречь огонь в новой печке Алёна поручила Вуку и ещё двум мальчишкам, наказав поддерживать зажжённый ею внутри небольшой костерок для медленной просушки только что сбитой печки и ждать её.
– А мы с тобой, – обратилась она к Манефе, – пойдём на реку, смоем глину и ополоснёмся.
Они прошли по берегу на песчаную отмель и зашли неглубоко в воду.
– Макома совсем не такие люди, как у нас на Аляске колоши. Тамошние индейцы какие-то недобрые, злые. А эти макома как дети малые, – сказала Алёна.
– Там, на Аляске, жизнь суровее. И мы там для колошей люди пришлые. Кому понравится, когда в его дом чужой явится, – размышляла Манефа.
– Пришлые-то пришлые, но с добром ведь. На Кадьяке мы школу для индейских ребятишек открыли вон когда… Ещё при Шелихове, а потом и на Ситхе… Так что не с огнём и мечом мы туда на Аляску пришли: с книгами и словом Божиим. Мы рабов из тамошних индейцев не делали. Они на нас не работали, а торговлю с нами вели.