Калле Блумквист и Расмус
Шрифт:
– В своем я уме или нет, это не ваше дело, - сказал он.
– Единственное, что я хочу знать, - принимаете ли вы мое предложение или нет.
– А единственное, что хочу знать я, это когда я смогу дать вам по физиономии!
– воскликнул профессор.
– По мне, он должен был бы сделать это прямо сейчас, - прошептал, стоя за елью, Калле, и Андерс в знак согласия кивнул головой.
Однако незнакомец, посмотрев на профессора, словно тот был малое неразумное дитя, сказал:
–
– Послушайте, вы, инженер Петерс, или как вас там зовут, - возмутился профессор, - разве вам не ясно, что формулы эти - собственность шведского государства?
Петерс нетерпеливо пожал плечами:
– Никому не надо знать, что ваше изобретение покинуло пределы Швеции. Непробиваемый легкий металл могут случайно изобрести и в других странах - надеюсь, вы это понимаете. Это только вопрос времени. Только ради того, чтобы выиграть время, я хочу купить ваши формулы.
– Убирайтесь к черту!
– повторил профессор. Прищурив глаза, Петерс сказал:
– Я должених получить. Я долженполучить ваши формулы.
Расмус, до сих пор сидевший молча, вмешался в разговор:
– «Должен получить», «должен получить» - разве так говорят? «Я хотел бы получить» - вот как говорят.
– Замолчи, Расмус!
– сказал профессор и крепче прижал к себе сына.
Инженер Петерс задумчиво посмотрел на них обоих.
– Какой у вас славный малыш, - многозначительно произнес он.
– С ним вы, вероятно, не желали бы расстаться?
Профессор молча и презрительно смотрел на человека, стоявшего перед ним.
– А может, мы все-таки заключим с вами небольшую сделку?
– продолжал инженер Петерс.
– Скажите мне, где находятся бумаги, и я пошлю верного человека забрать их. Вы останетесь здесь, пока я не удостоверюсь в подлинности этих документов. А затем вы будете свободны и, кроме того, на сто тысяч крон богаче.
– Заткнитесь!
– вскипел профессор.
– Я не в силах больше слушать.
– Как уже говорилось, на сто тысяч крон богаче, - невозмутимо продолжал Петерс.
– В ваших собственных интересах я советую вам согласиться на мое предложение. Потому что, если вы этого не сделаете…
Последовала грозная пауза.
– Ну, а что, если я этого не сделаю, - презрительно произнес профессор, - что тогда?
Подобие улыбки, недолгой злой улыбки, промелькнуло на лице Петерса.
– Тогда вы видите
– Вы глупее, чем я думал, - удивился профессор.
– Уж не воображаете ли вы, что запугаете меня такими детскими угрозами?
– А это мы еще посмотрим. Лучше для вас, если бы вы уяснили себе, что мы не шутим.
– А для вас лучше уяснить себе, что я никогда не скажу, где храню свои бумаги.
Расмус выпрямился на коленях у папы и пристально посмотрел на инженера Петерса.
– Не-а, я тоже ничего не скажу, - ликующе заявил он.
– Хотя я знаю, где они.
От этой неожиданной неприятности профессор вздрогнул.
– Не болтай глупости, - сказал он.
– Откуда тебе знать!
– Это я не знаю?
– возмутился Расмус.
– На что поспорим?
– Замолчи, ты даже не понимаешь, о чем мы говорим, - отрезал профессор.
– А вот и понимаю, - настаивал Расмус, которому не понравилось, что сомневаются в его способности следить за ходом беседы.
– Вы болтаете о тех самых бумагах с маленькими красными цифрами. О тех, которые такие секретные, такие секретные, такие…
– Да, именно о них мы и болтаем, - горячо подхватил инженер Петерс.
– Но ты, верно, не знаешь, где они, ведь ты такой маленький.
Профессор со злостью прервал его:
– Все это ни к чему! Вы разве не понимаете, что все документы я храню в надежном банковском сейфе!
Расмус неодобрительно взглянул на отца и строго сказал:
– А вот и врешь, папа. Они вовсе и не в этом, как его… сейфе.
– Замолчи, Расмус!
– с неожиданной яростью прорычал профессор.
Но Расмус счел, что в это дело надо внести ясность, поскольку папа, похоже, забыл, как все было.
– И вовсе они не в каком-то там сейфе, я точно знаю, - убежденно заявил мальчик.
– Потому что я прокрался за тобой вечером, папа, когда ты думал, что я сплю. А я стоял на лестнице в прихожей и видел, что ты клал…
– Замолчи, Расмус, - с еще большей яростью прорычал профессор.
– Чего ты рычишь, - обиделся Расмус.
– Я не стану говорить, где они…
Взглянув с состраданием на инженера Петерса, он продолжал:
– Хотя я мог бы сказать «горячо» или «холодно», ведь так всегда делают!
Профессор грубо встряхнул его.
– Ты замолчишь или нет?
– закричал он.
– Да, да, да, замолчу, - нетерпеливо произнес Расмус.
– И я ведь вообще ничего не сказал.
Задумчиво состроив гримаску, он немного поразмышлял, а потом добавил:
– Хотя это во всяком случае не «горячо», и не «холодно» тоже.