Калле Блюмквист и Расмус (др. перевод)
Шрифт:
– Да, теперь, пожалуй, покончено почти со всем, – согласился Петерс с горечью и пару раз глубоко затянулся сигаретой. – Я хотел бы у вас узнать – как вам удалось вычислить, что я нахожусь именно здесь, на Кальвён?
– Да мы и не знали об этом, пока сюда не приехали. А приехали мы потому, что один старый учитель в Лилльчёпинге совершенно случайно поймал маленькое коротковолновое сообщение от нашего друга Калле Блюмквиста.
Петерс посмотрел на Калле с ненавистью.
– Я так и думал! И почему я не пришёл на две минуты раньше и
Комиссар подошёл к сидящим на причале трём Белым розам.
– Служба безопасности может только гордиться, что у неё есть такие первоклассные помощники, – сказал он.
Все трое скромно потупились. А Калле подумал, что вообще-то они помогали не службе безопасности, а Расмусу.
Петерс погасил окурок каблуком, тихо выругавшись.
– Чего мы ждём-то? – злобно спросил он. – Поехали!
Маленький зелёный островок среди сотен других островков в синем летнем море.
Солнце освещает маленькие дачки, длинный причал и множество лодок, качающихся на волнах. Высоко над вершинами елей парят чайки на белых крыльях. Время от времени одна из них молнией падает в воду и взлетает ввысь с уклейкой в клюве. Крохотная трясогузка всё ещё хлопотливо семенит среди вереска. Может быть, так будет продолжаться сегодня, завтра и все дни, пока не кончится лето. Но об этом никто из них не узнает, потому что их там не будет. Через несколько минут они покинут этот островок, и они его больше никогда не увидят.
– Домика Евы-Лотты уже не видно, – сказал Калле.
Они сидели, сгрудившись на корме моторки, и упорно не сводили глаз с зелёного острова, который покидали. Оглядываясь назад, они вспоминали и содрогались. И были счастливы, что никогда больше не вернутся в эту солнечную зелёную тюрьму.
А Расмус сидел на коленях у папы и был обеспокоен лишь тем, что у того теперь такая густая борода на лице. А что, если она вырастет и станет такой длиннющей, что будет застревать в колёсах мотоцикла?!
Его тревожило ещё кое-что.
– Папа, почему Никке спит, ведь сейчас день? Я хочу, чтобы он проснулся и поговорил со мной.
Профессор печально посмотрел на носилки, где лежал Никке, – он был без сознания. «Неужели, – подумал профессор, – ему не удастся отблагодарить этого человека за всё, что он сделал для моего сына? Наверное, нет». Дела Никке плохи. Шансов выжить у него почти не оставалось. Пройдёт не менее двух часов, прежде чем он попадёт на операционный стол, и тогда уже будет слишком поздно.
Это были поистине гонки со смертью. Полицейский Бьёрк делал всё возможное, чтобы увеличить скорость, но…
– Теперь и причала ни видно, – заметила Ева-Лотта.
– Ну и хорошо, – ответил Калле. – Смотри, Андерс, вон наша скала!
– И наш шалаш, – пробормотал Андерс.
– В шалаше очень весело спать, знаешь, папа… – сообщил Расмус.
Калле вдруг
– Надеюсь, ваш мотоцикл всё ещё там, где мы его оставили, и никто его не увёл.
– Мы как-нибудь съездим туда и посмотрим, – ответил профессор. – Но сейчас меня больше беспокоят бумаги.
– Ха, я их спрятал в надёжном месте!
– Ну теперь-то ты можешь сказать, где именно? – полюбопытствовала Ева-Лотта.
Калле загадочно улыбнулся.
– А вот догадайся… Конечно же в ящике комода на чердаке!
Ева-Лотта громко закричала:
– Ты с ума сошёл, а если Алые их стащили?
Калле сразу заволновался при этой мысли, но тут же успокоился.
– Ха, – сказал он. – А мы обратно стащим.
– Ага! – оживился Расмус. – Мы бросим воинственный клич и стащим их обратно. Папа, я тоже стану Белой розой!
Но это сенсационное сообщение профессора не утешило.
– Ох, Калле, я поседею раньше ремени… Я, конечно, всю жизнь буду в неоплатном долгу перед тобой за всё, что ты для нас сделал, но должен сказать тебе: если бумаги пропали…
Его прервал полицейский Бьёрк:
– Не беспокойтесь, профессор! Если Калле Блюмквист говорит, что вы получите ваши бумаги, то вы их точно получите.
– Во всяком случае, Кальвён совсем исчез из виду, – сообщил Андерс и плюнул в бурлящую воду.
– А Никке всё спит и спит, – прошептал Расмус.
Любимый старый штаб… Ни у кого нет штаб-квартиры лучше, чем у Белой розы! Чердак пекарни большой, просторный, и чего тут только нет! Белые розы в течение нескольких лет таскали сюда свои сокровища, словно белки в дупло. Луки, щиты, деревянные мечи украшают стены. С потолка свисает трапеция. Теннисные мячи, боксёрские перчатки и старые журналы теснятся по углам.
А у продольной стены стоит старый, видавший виды комод Евы-Лотты. В нём хранится тайная коробка, в которой лежат чертежи профессора. Вернее сказать – лежали. Он получил их обратно, эти благословенные бумаги, ставшие причиной стольких неприятностей. Отныне профессор будет хранить их в банке, в надёжном сейфе.
Нет, Алые их не стащили, опасения Евы-Лотты оказались напрасны.
– Хотя, если бы мы учуяли, что они там, мы переместили бы их в наш штаб, – заявил Сикстен, когда все рыцари Алой и Белой розы собрались вместе, чтобы обсудить всё происшедшее.
Они сидели в саду у булочника на склоне реки, и Андерс, оживлённо жестикулируя, в ярких красках описывал всю их невероятно жуткую историю:
– Всё началось, когда я повис на кусте в четверг ночью. С тех пор ни минуты спокойной у нас не было.
– Вечно вам везёт, – заметил Сикстен обиженно. – И почему эти киднепперы не появились на пять минут раньше, когда мы шли мимо Эклюндской виллы?
– Ну уж это ты слишком, – съязвила Ева-Лотта. – Бедняга Петерс, ему пришлось бы ещё и с вами дело иметь. Мало, что ли, пожизненного заключения?