Каллиграф
Шрифт:
На мой взгляд (брошенный из глубокой, заполненной слезами ямы), главный вопрос состоял вот в чем: если это жизнь, как могла ее выносить Мадлен? Проницательная, привлекательная, невероятно много повидавшая, определенно не дура – как она к этому приспособилась? Как она могла это выдерживать? Вероятно, думал я, вся проблема во мне. Вероятно, мне надо последовать совету Уильяма и уйти в изгнание. Вероятно, моя взрослая жизнь была одним сплошным процессом психологической адаптации – я был готов признать это. Но ведь не одинок же я в этом мире: так называемые рекламщики действительно являются самыми главными мошенниками из всех живущих на свете людей; цены на недвижимость действительно наименее интересная тема для разговора из всех, доступных человечеству; и уж совершенно определенно, что телевизионные шоу типа «Фабрики Звезд» – отвратительное дерьмо, сам факт существования которого глубоко оскорбителен. Без сомнения, где-то там, совершенно забытая, истина все еще существует, на уединенной горной вершине, среди скал, высоко в тумане?
И все же я дождался окончания этого вечера – а вместе с ним и того, что я тогда ошибочно принял за тонкую нить надежды.
Фил обратился ко мне:
– По-моему, ты перегибаешь палку, приятель. Нельзя же убивать людей только за то, что они не разделяют твоих вкусов в музыке.
Но за меня ответила Мадлен:
– Джаспер не очень-то склонен к уступкам, когда речь идет об искусстве, но я собираюсь расширить его горизонты. Ой, кстати, помнишь, я говорила тебе о джаз-банде? В «Шепердс Буш». Они выступают в этотчетверг. Так ты пойдешь, Джаспер?
– Да. Думаю, да. То есть…
– У меня на тот день назначен обед, но мы можем встретиться в клубе или где-то рядом с ним. – Она улыбнулась убийственной улыбкой, обращенной к Филу. – И кто знает, может быть, скоро ты начнешь ходить со мной к Филу на Олд-стрит.
Он ответил ей улыбкой:
– А ты-то заглянешь на следующий уикенд, Мэд?
– Конечно, – кивнула она.
Я вмешался:
– Напомни, как они называются?
– Кто?
– Те ребята из «Шепердс Буш»?
– А… группа называется «Грув-катарсис».
Совершенно опьяневшая Рейчел неожиданно заявила:
– Мальчики вечносоперничают, не то что девочки. Правда?
Я оставил их вдвоем, когда прибыло такси за Рейчел. Еще раз я обернулся, глядя на тающие, как дым, мертворожденные мечты, и машина сорвалась с места. А потом я пошел домой. Ночь была темной и холодной.
15. Послание
Я стоял в одиночестве на мрачной, пожухлой траве Шепердс Буш Грин и ждал, пока жирная лондонская ночь удушит меня своими испарениями. Примерно десять часов, и свет все никак не хочет уходить – он медлит, полный решимости задержаться как можно дольше, как будто в этом есть какой-то смысл.
81
Перевод Б. Томашевского.
Прямо передо мной уходил в темноту концертный зал «Эмпайр», торговцы билетами давно разошлись, лишь трое или четверо стояли группкой, болтали между собой неподалеку от входа. Перед бургер-баром молодые бродяги тянули вперед руки и выпрашивали деньги; кто-то крутился в синеватом свете вывески перед дверью конторы такси.
Я сел снова на мерзкую скамью. Вообще-то это не место для ожидания. Все вещи в этой части города так и дышат негодованием, разбегаются в стороны грозят подлокотниками, требуют справедливости' Даже надписи на урнах гласили: «Не кормите голубей, это привлекает крыс». И очевидно, эта надпись заставляла значительную часть местных обитателей сомневаться в способности чего бы то ни было привлекать кого бы то ни было. Сама урна, готовая испустить дух, умоляла спасти ее от переполнения объедками кебабов, жесткой картошкой и ярко-красными листками «Ежедневного отстоя» – «Гармошка для Крошки».
На верхних площадках автобусов, которые кружили вокруг моего наблюдательного поста, компании юнцов указывали на меня пальцами соплякам-конкурентам, и все вместе они временно забывали о своих разногласиях и ржали. Я понял, что попал в тройное окружение: собачьего дерьма, грязи от выхлопных труб и нерушимого кольца фаст-фудов, и все это вместе была площадь Шепердс Буш Грин.
Хотя бы голуби не забрасывали меня дерьмом. Хотя бы голуби ничего не заметили. Слушай, парень, нам еще надо переработать три центнера фарша для кебабов, чтобы обеспечить работой этих проклятых крыс из ночной смены, да-да, мы ценим то, что ты встал, но знаешь, мы и вправду чертовски заняты, так что, может, уберешься отсюда ко всем чертям или, по крайней мере, ногу подвинешь? О Господи. Спасибо.
И, поверьте мне, на Шепердс Буш Грин полным-полно собачьего дерьма. Тонны. Целые холмы. Горные хребты. Мне даже не верилось, что все это дерьмо произведено здесь, поблизости. В этом районе просто не может быть такого количества собак. Нет, они, наверное, запрашивают подкрепления. Псы со всей страны работают круглосуточно, чтобы покрыть эту площадь дерьмом.
Десять тридцать – она опаздывает уже на два часа. Еще через пятнадцать минут та дурацкая группа закончит свое выступление, и зрители будут выходить из клуба. Конечно, слишком поздно звонить ей. Но мне бы очень хотелось, чтобы начался дождь или поднялся ветер.
Верни и сердце… Было дома Ему притворство незнакомо. Но, наущенное тобой Юлить, ломаться, Лгать, издеваться, Клятв не держать, — Пускай опять Не возвращается домой.Бессонная ночь, прислушиваясь к призраку летней бури, медленно кралась по городу.
Нет! Все назад верни скорее, Чтоб видеть ложь я мог яснее И рад был, что и ты беды Не избежала, И все мечтала Лишь об одном — О нем, о том, Кто был и льстив, и лжив, как ты!Итак, наступило утро пятницы. На дверном коврике перед домом номер 33 по Бристоль Гарденс лежал конверт, надписанный от руки и адресованный мне. Я с некоторым подозрением открыл его.
«Джаспер,
мне жутко, жутко, жутко стыдно. Пыталась дозвониться тебе, но ты, конечно же, уже вышел. А у меня нет номера твоего мобильника. (А он у тебя есть?) Застряла, потому что с одним другом случился несчастный случай. Сломана рука. Ничего серьезного. Позвони мне. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, прости меня.