Камень власти
Шрифт:
– Гляди, боярин, от Переславля дойдешь до Ростова. По пути можешь заглянуть в Годеново, крюк не длинный, но там Христос каменный в полный рост, свалившийся с неба стоит. Упал прямо в болото, аккурат в тот день, когда Византия пала. А болото за ночь превратилось в возвышенность и теперь там стоит храм и открылся монастырь.
– А Христос где? – начал расспрашивать Фома, будто отрок ему врал. Но вступились слепцы и подтвердили такое явление.
– Христос прямо в храме установлен и к нему можно приложиться. А в Углич от Ростова пойдешь влево. Там дорога одна, заодно зайдешь к источнику преподобного Ириарха. Попъешь водички и иди по единственной дороге через Юхотские земли и выйдешь к Угличу. Красивый город, залюбуешься. Вторая столица.
– Почему?
– Ведь
– Я слышал, что наследник совсем мал, – не унимался Фома.
– Семь годков. Так с ним мать, Мария Нагая, ее братья и слуг человек триста. Но они городу не помеха, – закончил свой сказ слепец.
Гостей проводили, дали на дорогу еды. Они надеялись прожить в Сергиево-Троицкой лавре до весны. Потом двинуться дальше и ходить так всю оставшуюся жизнь. Отроку похоже сие занятие по душе. Все лучше, чем сиротствовать в хозяйском доме или пристать к душегубской ватаге.
Слепцы ушли, а Фома потерял покой. Ему очень захотелось увидеть Волгу. Только на дворе межсезонье и по слякоти далеко не уедешь.
Не выдержала неугомонная натура. После первых морозов двинул по означенному маршруту. С ним поскакали двое ражих мужиков, помощников по хозяйству. На третий день взору открылся город Углич. Встретил путников перезвонов церквей, коих в округе находилось видимо невидимо. Действительно, вторая столица Руси. На линии вымолов жизнь замерла. Волга покрылась льдом и речные суда стояли у самого берега или лежали у кромки льда на берегу. На реке по любому угадывалась длинная широкая лента, по которой смелые ямщики уже гоняли вовсю. Оглядевшись, Фома пошел к Кремлевским воротам. Именно там он надеялся свести знакомство с местным служкой. Деловых можно определить сразу. Они передвигаются, будто в надетом на все тело стеклянный пенал. Внешний мир их не интересует, у них своя удивительная жизнь и всякий народишко только мешается под ногами. Опыта у Фомы в таких делах не было. Он неоднократно слышал, что официальный путь усыпан подношениями. Можно разориться или дождаться второго пришествия, но вопрос не решить.
Мужика без стеклянного колпака он приметил сразу. Тот сперва скрылся за воротами, потом вышел из них с пеналом, в коих носят важные бумаги. Фома двинулся за ним и тот привел его в городскую тюрьму. В первый момент Фому сильно смутило, но спохватившись, он понял, что парень вхож в круги охранителей. Порфирий оказался курьером при воеводе. На потребность Фомы отозвался с искренним удовольствием и стал делиться всем, что знал про речные передвижения по Волге. Одобрил идею поставить новый вымол и перевозить грузы. Вызвался свести с нужным человеком. Посоветовал именно зимой решить этот вопрос, а то летом сбегаются купцы, хитрые людишки и цены уходят к облакам. Порфирий, как и обещал, переговорил с ярыжкой из Земельного приказа. Но тот даже знакомиться с Фомой не захотел. Назвал сумму и велел курьеру указать отведенное место. Все нужные документы принес Порфирий. В бумагах значилось, что Фома Сухоруков, сын Иванов, получает в распоряжение землю и обязуется построить вымол и амбар, купить речное судно, перевозить на нем грузы и людей до города Ярославля и назад. Фома спросил про ограничения. Порфирий дал грамотный ответ, типа первое время работу новичка будут контролировать и года два он должен находиться на виду.
– А то ведь как бывает, уйдет хозяин в поход до Астрахани. А ты жди его до осени. Пока не уразумят, что ты за человек, то доверять не станут.
С первой оттепелью оставил Фома на хозяйстве в Сухоруково своего среднего брата. Сам уехал в Углич. Почти задарма купил строительный лес. Нанял толковых, мастеровых ребят и работа закипела. Однажды вышла незадача. Со стропил строящегося амбара упал верховой рабочий. И как на грех напоролся на сук, пробил мякоть верхней части ноги. Конечно, рану обработали, ногу завязали, но рана начала гноиться. Мужик оказался неспособным к дальнейшей работе. Фома вспомнил советы целительницы из Сухоруково и спросил у местных ягоды оранжевой королевы. Те недоуменно пожали плечами. Фома взял с собой одного из помощников, и они пошли в лес. Долго ли, коротко ходили, но в конце концов отыскали кусты в желтеющими ягодами. Стали собирать в лукошко. Вдруг оба встали будто вкопанные. За кустом малины стоял волк. Он не скалился, не показывал клыки, не рычал, он будто о чем-то просил.
– Слышь, Фома, – прошептал помощник, – слыхал я, что волки иногда у людей помощь просят.
Фома кивнул и сделал два шага навстречу волку. Тот медленно развернулся к нему задом, потом повернул голову и посмотрел прямо в глаза. Фома пошел за ним, а тот все ускорялся и ускорялся. Пришлось даже догонять. Волк, а точнее волчица, привела их к охотничьей яме. На дне обреченно сложив лапки, лежал волчонок. Кричать уже не было сил. Он только чуть-чуть разевал свою крошечную пасть. При падении волчонку повезло. Он не задел тельцем острые колья. Но испуг от безысходности и потери сил овладели им сполна. Мать-волчица отбежала немного и легла, положила свою морду на передние лапы. Достали веревку и привязали ее к дереву. По ней Фома спустился вниз, надел рукавицы и взял волчонка в руки, примерился и бросил его наверх. Помощник умело поймал щенка. Когда собрались уходить, увидели, что волчица облизывает своего детеныша и воспроизводит звуки, похожие на довольное урчание.
Снадобье раненому мужику помогло и на пятый день он уже сидел на верхотуре. Строители приносили с собой узелки с едой. Кто-то уходил утолить голод домой. Иногда еду приносили близкие люди из семьи: дочери, малолетние сыновья, сами жены. К этому привыкли и уже никто не обращал внимания. Фома и его помощники столовались у старушки из дома на соседней улице. Ходили два раза в день – утром и ближе к вечеру. Особых изысков не требовали, платили справно и не жадничали.
Среди строительной артели особо выделялся Домиан, мужик из Рогозового посада близ Углича. Ему еду приносил сынишка и чувствовалось, что это поручение он выполняет с удовольствием и без принуждения. В один из дней обед ему принесла дочь. Домиан сразу спросил про подмену. Та сообщила, что мать разрешила Сашке пойти с соседскими ребятишками на Волгу ловить рыбу.
– Сашок и так безотказный в домашних делах, а тут вроде у всех ребят единое желание проявилось, – оправдывалась дочь.
– Ты, Лушка, парня мне не порть. А то, ишь, с матушкой сговорились и пожалели мальца.
Фома посмотрел на дочь Домиана и увидел не Лушку, а вполне сформировавшуюся молодую девицу, очень приятной наружности. Называть ее Лушкой язык не поворачивался. Лукерья – дело другое. Казалось, имя придумано специально для этой девушки, а не наоборот.
После трапезничества Фома подошел к Домиану и высказал восхищение красотой его дочери.
– Толку что? – возмутился древодел, – в голове никакого ума, дура дурой.
– Я не заметил, – удивился Фома.
Домиан пояснил:
– Придумали с матерью, то бишь с моей женой, песню про счастье. Недавно парень сватался к Лушке. Видный, работящий и не пьющий. Они с моей женой отказали ему и его сватам. Стыдоба на весь посад пошла. А эти долдонят одно: «хотим счастья».
– Спорить не буду, но несчастных женщин видел. Сказывают, нет большего наказания, чем делить постель с нелюбимым мужиком.
– А ты где на всех любимых наберешься? Стерпится, слюбится!
– Бывает, что не слюбляется. А ты, говорят, известный во всей округе мастер наличников. У тебя каждый узор не только красив, но и содержателен.
– Эх, Фома, ушли, те времена, когда на это обращали внимание. Но через те самые наличники намедни вызывали меня к царевичу, точнее к его матери, Марии Нагой.
– Так у них вроде терем каменный. Неужели тоже наличники нужны?
– Не наличники она заказала.
Домиан перешел на шепот, взял Фому за рукав и повел в сторону.