Каменистая дорога

Бабкин Ярослав Анатольевич

Портрет был выполнен в модном последние годы стиле преканонистов, и изображал древнего монарха в образе печального и бледного юноши в сверкающих доспехах, украшенных полагающимися титулу регалиями и пышной звериной шкурой. В меланхоличных чертах портрета внимательный глаз мог бы заметить вполне определённое сходство с владельцем кабинета. По большому счёту император на картине выглядел сильно облагороженным вариантом этого владельца. Впрочем, зритель, настроенный особо критически, мог бы высказаться и в том ключе, что скорее уж хозяин походил на карикатурную версию императорского портрета…

Художник, несомненно, хорошо знал своё дело.

Однако единственный на этот момент посетитель меньше всего задумывался о подобных обобщениях. Для этого кронграф Бауде был слишком расстроен.

— Я всё же склоняюсь к версии несчастного случая. В самом крайнем случае — самоубийства…

Хозяин кабинета поправил сползавшие с острого носика круглые очки и посмотрел на кронграфа сквозь их глянцевые стёкла.

— Покойный обер-прокурор производил на вас впечатление человека, способного покончить с собой отравившись ядом словно крыса? Или перепутать в какой стакан он этот яд наливает?

— Не то, чтобы производил… — смутился кронграф, — но в то, что его отравила проповедница Аббе я готов поверить ещё меньше, господин канцлер.

— Вы так думаете? — канцлер пригладил волосы и прошёлся по кабинету, — а мне кажется, вы её недооцениваете, кронграф.

— Она всего лишь простая служительница экклесии, а не роковая отравительница, — возразил Бауде, — не стоит видеть происки врагов там, где их явно нет…

— Пока мы видим лишь то, что в результате её визита один из ключевых членов вашего заговора скончался. И ещё то, что она тесно связана с Крапником. Не знаю как вам, а мне представляется очевидным, что она его агент. И крайне опасный агент… Которого вы катастрофически недооценили. И когда я говорю «катастрофически», мой дорогой Бауде, это не просто фигура речи. Это означает, что вы и в самом деле находитесь на грани катастрофы…

Кронграф то ли побагровел, то ли красные тона комнаты придавали его щекам чрезмерный румянец.

— Осмелюсь заметить, господин канцлер, что вы также принимали в нашем предприятии некоторое участие.

— Неофициально, кронграф, неофициально. И я настоятельно не советую вам лишний раз упоминать моё имя в связи с вашим заговором.

— Я всё понимаю, но рассчитываю на вашу помощь.

— Не рассчитывайте. Моё дело политика, а не благотворительность, кронграф. Я могу оказать вам некоторую поддержку, особенно когда вы сделаете основную работу. Но не ждите, что я буду вытаскивать вас из того болота, в которое вы сами залезли…

— Всё под контролем, — кронграф достал клетчатый платок и вытер им затылок, — мы сможем обойтись и без Йонса…

— Вы так думаете? — канцлер нервно потёр руки, — а мне показалось, что этот ваш головорез из-под контроля как раз таки вышел. Я с самого начала считал вашу с покойным обер-прокурором идею выпустить этого демона из бутылки слишком рискованной. Хорошо ещё, если он просто сбежит. А если по старой памяти обратиться к своим друзьям-революционерам? Вы хоть представляете, какое бедствие вы выпустили на волю?

— Я уверен, что он выполнит задание. По нашим данным, он уже выехал в Констайн…

— Вам лучше всё проконтролировать лично, кронграф. Вы уверены, что ваш террорист выполнит именно то, что вы от него хотите? Учтите, если пострадает принц Флориан, это будет означать войну. В Эстерлихе тоже хватает недовольных договором. Если с головы его высочества упадёт хотя бы один волосок, они своего не упустят. И я даже приблизительно не могу предсказать последствий. Могут вмешаться другие великие державы… В общем, это действительно будет катастрофа. Как и в том случае, если принцесса сможет вступить в брак.

— Я этого не допущу.

— Да? И как, позвольте вас спросить?

— Ну… я приму меры. Наш план пока действует.

— На вашем месте я бы забыл о существовании вашего плана и начал бы действовать лично.

— Но не хотите же вы сказать, что я должен сам устранить принцессу?!

— А почему нет?

— Но… Нет. Это немыслимо. Я дворянин, благородный человек, а не какой-то проходимец!

— Вы ещё и благоразумный человек, как я надеюсь, господин Бауде. И понимаете, что после всех ваших заявлений и действий в колониях, эстерлихцы хотят вашей крови. Поэтому вы будете первым, чья голова полетит, как только Донова взойдёт на трон. И это даже если не выплывет ваше участие в заговоре. А учитывая судьбу обер-прокурора, я бы на подобное уже не надеялся. Эта ловкая проповедница вполне в курсе вашего участия. Так что выбор у вас не слишком богатый. Или вы убиваете принцессу, или она присылает вам кинжал в платочке. Вы же благородный человек, так что стреляться, будто какому-то безродному офицеришке, вам не пристало…

Теперь Бауде уже определённо побагровел.

— Я приму это к сведению, господин канцлер.

— Рад за вас. Главное, не думайте слишком долго. Полагаю, они не станут тянуть с браком. Надеюсь, что убийца из вас получится не настолько бестолковый, как заговорщик…

Юл и Куто впервые в жизни оказались в первоклассном вагоне-ресторане. В смысле первого класса. Куто ощутимо робел. Что до Юла, то умение держаться в любом месте так, словно он там родился, являлось частью его профессии.

Они огляделись. Хотя свободные места вполне можно было найти, Юл предпочёл столик, где уже обосновался один из посетителей. Опять же — в силу профессиональной привычки.

— Разрешите?

Выбранный им посетитель оказался чуть измождённым и довольно ещё молодым человеком с густой пшеничной чёлкой, спадавшей на аристократичный лоб.

— Конечно. Присаживайтесь. Всегда приятно обедать в компании.

Юл комфортно расположился в резном ореховом полукресле, листая меню, в то время как Куто сидел осторожно, словно боялся, что кресло под ним сломается.

— Вижу, что у них отличный повар, — философски заметил Юл, который ничего толком в меню не понял, но демонстрировать этого отнюдь не собирался.

— Наверное… — пожал плечами собеседник, — я впервые за долгое время смог поесть нормально, так что не буду слишком уж требователен к местным кулинарам.

— Путешествовали? — поинтересовался Юл.

— Можно сказать и так. Последние несколько месяцев мне довелось провести не дома. По независящим от меня обстоятельствам. Так сказать, непреодолимой силы. Которую, впрочем, мне всё же удалось преодолеть.