Каменные клены
Шрифт:
Книгу я тоже писать не умею, но вот начала — и нельзя остановиться. На меня тогда разозлится норна Урд, она не любит запутанного прошлого, а еще больше не любит забытого.
Лицевой травник
Есть трава мята польская, сок ее в уши пускать — черви уморит, тем же соком помазуем язвы, в которых черви, и тако те умрут и выпадут. Которая трава мята ростет при водяных местех, и ту траву по разсуждению приемлют женки.
Когда в августе Саша хватилась маминого веджвудского блюда, она и думать не думала на сестру. Сначала она грешила на пожилую канадскую пару, тайком съехавшую в конце июля, не оплатив телефонного счета, но позже поняла, что канадцам пришлось бы немало потрудиться, чтобы вынести из «Кленов» две золоченые чайные пары, бисквитную вазу, менажницу и еще кое-что, по мелочи.
К вечеру на кухонном столе лежал список из шестнадцати вещиц, собранных толковым вором по разным углам пансиона. Самой большой потерей было все-таки блюдо — черный яшмовый фарфор с белым рельефом, высокая крышка обвита выпуклой виноградной кистью. Мамино любимое.
Это блюдо Хедда порывалась продать еще в девяносто седьмом, заявив, что папины похороны обошлись непомерно дорого, но Саша молча вынула его из буфета, завернула в газетную бумагу и поставила у себя под кроватью. Там оно и простояло до Хеддиного отъезда, которого, впрочем, не пришлось долго ждать. Как только театральный индус-любовник увез мачеху на озеро Вембанад, блюдо было распаковано, вымыто и поставлено на комод в родительской спальне.
И вот теперь оно пропало по-настоящему.
Подумав немного и дважды перечитав список потерь, Саша надела плащ и пошла в верхний город, в «Хизер-Хилл». Там она попросила портье вызвать администратора Брана и устроилась ждать на широком подоконнике, под пожелтевшей веерной пальмой. Встревоженный Сондерс пришел минут через десять и сел рядом, подложив под себя папку с бумагами: на нем были светлые форменные брюки.
— Ох, а я подумал: дома что-нибудь случилось, с братьями, — сказал он, удивленно разглядывая Сашу, губы его побледнели, невинная улыбка напрасно пыталась расцвести.
— Случилось, ты прав, — Саша взяла из кадки горсть ровных, искусственных камушков и стала пересыпать их из ладони в ладонь. — Только не у тебя дома, а у меня. Зачем тебе понадобился наш фарфор? Эдна ведь для тебя его стащила, я знаю.
— Не стащила, а взяла то, что ей принадлежало, — спокойно ответил Сондерс. — Я покупал снаряжение для дайвинга, и мне не хватило нескольких сотен, вот она меня и выручила. Все эти штуки дешевле купить заранее, в Англии, особенно гидрокостюм, а не то придется выписывать с доставкой на острова, сама понимаешь.
Про острова Саша слышала впервые, но виду не подала.
— Это был мамин коллекционный веджвуд, — сказала она. — Эдна его украла, и завтра я сообщу в полицию. Верни мне блюдо, Врана, а то хлопот не оберешься.
— Тебе еще дешево обошлось, — сказал Сондерс, слабо улыбнувшись. — Знаешь, во сколько теперь обходится малолетняя блондинка в кардиффском борделе? Сам я не интересуюсь, клиенты рассказывали.
— Дешево? — Саша разжала руку, и пальмовые камушки высыпались на пол с глухим резиновым стуком, лицо Сондерса поплыло у нее перед глазами — белое, с сочным улыбчивым ртом будто заснеженная карусель с алыми лошадками. Она замахнулась, чтобы стукнуть по карусели и остановить ее, но удержала руку и сунула ее в карман плаща.
Вот так же она удержала ее на школьном крыльце в Хеверстоке, когда Синтия Бохан угостила ее вкусненькимиз мятого коричневого пакета, в таких лавочник продавал ириски на развес.
— Там на самом дне осталось, — сказала Синтия, — доставай же, чего ты ждешь?
Саша засунула руку поглубже и вытащила горсть липучих плодов репейника, девочки, обступившие Синтию, радостно смеялись и катали ириски за щеками. Дора Кроссман даже выплюнула свою, чтобы не подавиться. Несколько репьев вцепились в рукав вязаного свитера, будто противные зеленые жуки, Саша разжала ладонь и высыпала добычу на каменный пол. Незнакомая брезгливая усталость заливала ее изнутри, заставляя щуриться и сжимать губы покрепче.
— Да не дуйся ты, ишь побледнела, — Синтия потрепала ее по плечу. — Сейчас еще кого-нибудь разыграем. Держи конфетку, — она вынула розовый комочек изо рта и протянула Саше. — Это тебе поцелуйчик, ты же меня любишь.
— Да не дуйся ты, — сказал Сондерс, поднимаясь с подоконника и отряхивая брюки от несуществующей пыли, — мне и дали-то за твою посуду всего триста с мелочью. Вот разбогатею на островах, куплю тебе новый фарфор, хоть целый сервиз, и без единой щербинки.
Есть трава баклан, добра давать коровам и коням, кой дряхлы не ведутса, а которой человек труден и забываетса — пей и хлебай, парь и тело, и главу складывай, поможет Бог, и пот страшен пойдет, и скорбь выдет вон.
Весну они провели как будто во сне: все удавалось, все складывалось, всего хватало, в конце марта им даже повезло по-настоящему — со случайной группой туристов, купивших уэльский тур и застрявших в Вишгарде вместе со своим апельсиновым автобусом. Автобус сломался в воскресенье утром, и шоферу пришлось дожидаться понедельника: владелец гаража уехал на выходные к своей матушке, а помощь из Пенфро обещали не раньше полуночи.
Девять путешественников остановились в «Кленах», остальных разобрали владельцы пабов по соседству. В каждом уважающем себя заведении имелось несколько сыроватых темных комнат над пивным залом, они стоили дешевле, зато в «Кленах» была терраса с видом на пустынный весенний берег, а к чаю подавали настоящий валлийский джем из ревеня.
Утром Младшая явилась в кухню, побрякивая глиняной копилкой для чаевых:
— Двести пятьдесят фунтов! — сказала она — Я выписала счет на агентство Саута и Лэндера. И не меньше двадцатки мелочью в нашем кувшинчике. Теперь-то мы сможем купить собаку, верно, Аликс?
В конце весны Саша не поехала в Сноудонию, где ждал ее учитель, заранее оплативший неделю в «Белом Льве», она послала открытку с извинениями, но не получила никакого ответа. Тогда она отправила ему кольцо, и в ответ получила семейную реликвию Монмутов в длинном палисандровом футляре, на дне которого лежала записка: Все правильно. Бала не повторяется.Еще в футляре были шомполы, запасные кремни и сосуд с загустевшим костным маслом.
На озере Бала они уже были в девяносто шестом, ранней осенью, учитель Монмут как раз перестал быть учителем и занялся комментариями к Данте, так никогда и не дописанными. Там он и купил Саше кольцо — гладкое и тонкое, похожее на то, что в заповеднике надевают на чаячью лапу.