Каменный плот
Шрифт:
Парагнедых движется по мосту медленно, на предельно допустимой скорости: это для того, чтобы испанец успел восхищенным взором окинуть красоты земли и моря, оценить грандиозность связующей два берега конструкции, конструкция же эта — речь о фразе, а не о сооружении перифрастическая, и выстроена она, чтобы избежать повторного употребления слова «мост», ибо в противном случае получится у нас, не дай Бог, солецизм, а именно — та его зловредная разновидность, которую знающие люди именуют плеоназмом. В искусствах разного рода вообще, а в искусстве словесности особенно, кратчайшее расстояние между двумя точками, пусть и недалеко друг от друга отстоящими, никогда не было и вовеки веков не будет прямой линией, а пыл и жар, пафос и нажим, присущие этому утверждению, призваны если не отогнать, то заглушить сомнения в том, что все вышесказанное соответствует действительности. Путники так засмотрелись на красоты Лиссабона и торжество инженерной мысли, что не приняли всерьез смятения, внезапно овладевшего скворцами. Опьяненные высотой, проносясь в опасной близости от огромных опор, вздымавшихся из воды, чтобы поддержать небосвод, ошалев от всего этого великолепия: там — город, в оконных стеклах которого бушует пламя заката, тут — море, здесь — река, напоминающая медленное струение раскаленной, припорошенной пеплом лавы, птицы вдруг заметались из стороны в сторону, резкими и частыми ударами крыльев меняя направление, и земля словно закружилась вокруг моста, так что север стал востоком, а потом югом, а юг — западом и севером, и неведомо, в какой части света окажемся мы с вами в тот день, когда настигнут нас такие же или ещё большие изменения. Было уже сказано, что люди, если
Путники добрались уже до середины моста, и вежливо пробормотанное Педро Орсе «красиво» не требовало и не предполагало иного ответа, кроме скромно-удовлетворенного хмыканья. Было ещё слишком рано, а верней — не слишком поздно — чтобы, отвезя испанца в отель и устроив его там, продолжать путешествие к тому городку в провинции Рибатежо, где живет Жозе Анайсо и где Жоакин Сасса, если захочет, сможет вновь провести ночь под смоковницей, но португальцы сочли, что неудобно бросать гостя, и единодушно решили задержаться в столице на день-два, показать ему все её достопримечательности дабы и он, воротясь в свою Орсе, имел все основания от своего лица повторить проникнутые давним и невинным тщеславием, снабженные бесхитростной рифмой слова: Кто в Лиссабоне не бывал, тот добра не видал.
Деньги у Жоакина Сассы и Жозе Анайсо имелись — пускаясь в заграничный вояж, они взяли с собой все, что было, да еще, как мы знаем, сумели и на гостиницу не потратиться, проведя одну ночь под звездным пологом, другую под кровом андалусийского аптекаря, а за проживание в отеле Албуфейры, благодаря всеобщей анархии, царившей в провинции Алгарве, счет им не выставили. В Лиссабоне же, где мы с вами оказались следом за ними, штурмы гостиниц и самочинное вселение в них имели место только в предместьях и пригородах, центральные отели спаслись от этой напасти, благодаря сочетанию двух факторов: во-первых, что ни говори, а столица есть столица, и там силы правопорядка пребывают в высокой степени концентрации, которая и обеспечивает крепость — настоя и устоев, а во-вторых, лиссабонец — человек по натуре робкий, он, хоть страдает, но воли себе не дает и не совершает ничего предосудительного, дабы не ощутить себя под осуждающим взглядом соседа, в свою очередь испытывающего те же терзания. Из-за недостатка постояльцев многие отели под предлогом разных благотоворительных акций закрылись, однако иные продолжают работать, неуклонно снижая расценки и доведя их до такой дешевизны, что многие многодетные отцы всерьез принялись подумывать — а не перебраться ли им из квартир, за которые они платят неимоверную аренду, в какой-нибудь пятизвездный «Меридиан» или в иное, но лежащее в тех же широтах, заведение. Наши путешественники в своих помыслах о перемене жребия земного в такую даль, в такую высь не заносились, а потому занесли свои вещички в скромную гостиницу, что в конце Розмариновой улицы, по левую руку будет, если сверху идти, название же её к сути нашего рассказа отношения не имеет, однажды и по другому поводу мы её упомянули и хватит. [21]
21
Уже упоминавшийся герой предыдущего романа Жозе Сарамаго — «Год смерти Рикардо Рейса» (1984) — живет в той же лиссабонской гостинице, что и персонажи «Каменного плота».
Скворцы — они скворцы и есть, недаром о беспечных и легкомысленных людях принято говорить, что они живут как птицы небесные: те и другие не склонны задумываться о своих поступках, не способны предвидеть или вообразить то, что последует в следующую минуту, причем любопытно, что подобная непредусмотрительность сочетается с широтой и великодушием, и даже с самопожертвованием, как случилось на нейтральной полосе, устланной трупиками расстрелянных, проливших за других свою драгоценную кровь — вы надеюсь, поняли, что речь все же идет о птицах, а не о людях. Однако, пожалуй, слишком мягко было бы назвать легкомыслием и беспечностью поведение скворцов, которые всей своей многотысячной стаей, позабыв всякую осторожность и здравый смысл, опустились на крышу отеля, привлекая внимание зевак и полиции, любителей птиц и ценителей дичи к себе, а, значит — и к нашим героям: они, хоть совесть их никакими грехами не отягощена, вызвали большой интерес властей предержащих и решивших нарушить их покой. Дело в том, что троим путешественникам было пока неведомо, что португальская пресса на страницах, отведенных для описания всяческих феноменов и аномальных явлений, откликнулась и на небывалый доселе случай, произошедший на границе, когда стая скворцов атаковала ничего не подозревавших стражников, причем журналисты весьма неоригинально поминали, как и следовало ожидать, пресловутый фильм Хичкока.
Печать, радио, телевидение, получив первые сообщения о том, что творится на Розмариновой улице, поспешили прислать туда фотографов, операторов и репортеров, из чего вовек бы не проистекло никаких последствий, если бы не методический и — отчего бы не назвать вещи своими именами? — научный подход одного журналиста, который решился спросить себя, какая связь существует между скворцами на крыше отеля и обитателями, временными или постоянными, его номеров. А трое этих постояльцев — Педро Орсе, Жоакин Сасса и Жозе Анайсо — знать не зная о том, какая опасность нависла в буквальном смысле над их головами, распаковали чемоданы, разложили свой скудный багаж и уже через минуту-другую вышли бы из отеля, чтобы, пока не настало время ужинать, прогуляться по лиссабонским улицам. Но за эту самую минуту настырный журналист успел свериться с книгой записи постояльцев, прочесть записанные в ней имена и фамилии, причем две из них привели в движение шестеренки его памяти. Он не был бы профессионалом, если бы оставил без внимания имя Жоакина Сассы, имя Педро Орсе — это же не Рикардо Рейс какой-нибудь, тем паче, что книга, где это имя значится, за давностью лет валяется где-нибудь на чердаке в пыли, и страница, вероятно, никогда не увидит дневного света, а и увидит — имени нельзя будет прочесть на ней, выцветут чернила, которыми оно написано, либо бумага, на которой его написали, ибо есть у времени такое свойство — стирать, гасить, губить. Если до сих пор считалось, что двух зайцев убить — это высшее охотничье достижение, то с этой минуты число преследуемых нами представителей семейства заячьих отряда грызунов, подвергающих испытанию наши ловкость и проворство, убойную нашу силу, увеличивается до трех особей, в связи с чем в тексты соответствующих пословиц и поговорок вносятся необходимые изменения — всюду, где написано «два», следует читать «три». Быть может, и это ещё не предел возможностей.
Жоакину Сассе и Педро Орсе, которых умолили спуститься вниз, к стойке портье, а потом усадили в одной из гостиных перед большим зеркалом, ничего не оставалось как дрогнуть под напором журналистов и признаться: да, это я швырнул камень в море, да, это я — живой сейсмограф. А как же скворцы, ведь не может же быть, чтобы такое множество скворцов собралось здесь случайно?! — вопросил тот самый, самый умный репортер, и тогда Жозе Анайсо, не покинув в такую минуту друзей и не кривя душой, сделал заявление для прессы: Скворцы летят за мной. Большая часть вопросов, адресованных Жоакину Сассе, ничем почти не отличалась от тех, что являлись ему в воображаемом разговоре с гражданским губернатором, а потому мы здесь и не приводим ни их, ни ответы на них, а Педро Орсе, которому не в полной мере удалось стать пророком в своем отечестве, обстоятельно изложил недавние события своей жизни, признавшись, что чувствует, да-да, и в данную минуту тоже, колебания почвы, ощущает нечто подобное сильной и глубокой дрожи, поднимающейся по костям, что в Гранаде, в Севилье, в Мадриде подверглись разнообразным тестам его сенсорные, моторные, интеллектуальные способности, и что такие же, а равно и любые другие исследования, готов он пройти в Лиссабоне, если португальские ученые сочтут это необходимым. Пока шла пресс-конференция, за окном смерклось, скворцы, во всем виноватые, рассеялись, расселись по деревьям окрестных парков, журналисты, исчерпав все вопросы и утолив любопытство, ушли, унося аппаратуру съемочную и осветительную, но отель все никак не мог угомониться — горничные и коридорные под любым предлогом просачивались в вестибюль, заглядывали в двери, чтобы увидеть лица феноменов.
Утомленные
Он был совершенно прав: в последнем выпуске новостей появился подробный репортаж с кадрами, запечатлевшими всю стаю скворцов, фасад отеля и его управляющего, который делал такие вот несоответствующие действительности заявления: В нашей гостинице ничего подобного никогда прежде не происходило — и трех друзей, отвечающих на вопросы.
Как и полагается в таких случаях, репортаж сопровождался комментарием приглашенного в студию и непреложно уверенного в своей правоте эксперта, каковым на этот раз был известный специалист в весьма современной области знания — динамической психологии — который дал несколько возможных объяснений произошедшего, не исключив, между прочим, и гипотезу чистейшего шарлатанства. В исторические кризисные моменты, подобные тому, что переживаем мы ныне, сказал он, всегда отмечается появление разного рода авантюристов и проходимцев, своими россказнями обманывающих легковерных обывателей и преследующих порой вовсе не безобидные и далеко идущие политические цели — вызвать дестабилизацию в обществе, а впоследствии воспользоваться ею для захвата власти. Поздравляю вас, заметил в этом месте Жозе Анайсо, и себя тоже. А каково ваше мнение относительно этих скворцов? — осведомился ведущий. Да, это действительно загадочный факт: либо человек, за которым птицы следуют неотступно, обладает каким-то необыкновенным манком, либо перед нами случай массового гипноза. Птиц, должно быть, нелегко загипнотизировать. Напротив, даже ребенок способен с помощью кусочка мела погрузить курицу в транс. Но одно дело — курица, и совсем другое — две-три тысячи скворцов, которые под гипнозом умудряются лететь. Видите ли, стая, являющаяся совокупностью отдельных особей, сама по себе одновременно играет роль и медиума, и (…) Простите, я хотел вам напомнить, что для некоторых наших телезрителей употребляемая вами терминология может показаться слишком специальной. Хорошо, я постараюсь объяснить попроще: вся стая стремится к созданию гомогенизированного гипнотического поля. Не уверен, что нас поняли, но в любом случае — спасибо за то, что выбрали время принять участие в нашей передаче(если события получат дальнейшее развитие(в чем сомневаться не приходится(у нас будет возможность вновь вернуться к интересующему нас вопросу и обсудить его более подробно и на более глубоком уровне. Всегда рад(улыбнулся эксперт. Болван(отозвался на это Жоакин Сасса, нарушив благостную атмосферу. Похоже на то, заметил Жозе Анайсо(однако бывают моменты, когда и болванов надо слушать внимательно. Ни единого слова не понял, сказал Педро Орсе, кажется, со мной впервые такое, будто он не по-лузитански говорил, — и если вопринимать слова в их буквальном смысле, воображение живо нарисует нам, какого рода беседу мог вести к примеру, Вириат, [22] с Васко да Гамой, а ведь нас уверяют, что оба героя — сыновья одной отчизны. А покуда они обсуждали эти и другие важнейшие вопросы, управляющий отелем в отдаленном кабинете принимал делегацию — пришли к нему владельцы окрестных ресторанов и сделали такое предложение: Сколько запросите с нас за разрешение разложить на крыше сети, скворцам рано или поздно придется сесть туда, с деревьев мы их будем сгонять, всю обслугу бросим на это дело — эх, люди-люди, ведь это — все равно, что чужой жене ребеночка сделать, рестораторы, видимо, из тех, кто полагает, будто единственный сокровенный смысл всякого явления — в том(что нет у явления сокровенного смысла, и управляющий колеблется, но не поэтому, а потому — потому что боится: крышу повредят, но вот решается, называет сумму. Дорого, отвечают ему рестораторы, и начинается торговля.
22
Вириат — пастух, в 147–139 гг. до н. э. руководивший освободительной борьбой лузитан, населявших территорию современной Португалии, против римского владычества.
А на следующий день, поутру явилось ещё несколько важных, чинных, прекрасно одетых господ и в приличествующих случаю выражениях от имени республики и правительства оной предложили Жоакину Сассу и Педро Орсе следовать за ними, и был среди них советник посольства Испании, приветствовавший своего соотечественника с неприязнью столь явной и нескрываемой, что источником её могло быть лишь ущемленное национальное чувство. Пояснили, что речь пойдет о небольшом и кратком допросе поверьте, это почти формальность — который, быть может, добавит новые материалы к обширному досье, собранному на Пиренейский полуостров, отделившийся от континента, судя по всему, бесповоротно и, так сказать, окончательно. Жозе Анайсо попросили не беспокоиться, усомнившись, очевидно, что он наделен даром завораживать и увлекать за собой, сравнимым лишь с талантами Гаммельнского крысолова, да и скворцов, как на грех, в это время не было видно, они в полном составе проводили рекогносцировку лиссабонских небес, а в сети, предательски разложенные на гостиничной крыше, угодили лишь четыре бродячих воробья — их должен был бы ждать иной конец, да, видать, не судьба. Как раз судьба, только вот чья? — иронически спрашивает нас некто, и нам, благодаря этому неожиданному и постороннему вмешательству, придется усвоить(что вопреки народной мудрости, гласящей: «Своей судьбы никто не минует», всегда может выпасть нам чужая судьба, в точности так, как случилось с воробьями, которых постигла участь, уготованная скворцам.
И Жозе Анайсо, оставшись в холодке поджидать своих товарищей, попросил принести ему газеты: все интервью были на первых полосах, с фотографиями и кричащими заголовками — ЗАГАДКИ СТАВЯТ НАУКУ В ТУПИК, НЕВЕДОМЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ СОЗНАНИЯ, ОПАСНАЯ ТРОИЦА, ТАЙНА ОТЕЛЯ «БРАГАНСА» — черт, как старались мы не называть отель, а газетенка взяла да выболтала — и БУДЕТ ЛИ ИСПАНЕЦ ВЫДВОРЕН НА РОДИНУ? Время шло, пора было обедать, но о Жоакине и Педро не было ни слуху ни духу, и обуянный тревожными думами — арестованы, посажены? — потерял Жозе Анайсо аппетит. Я ведь даже не знаю, куда их увезли, вот дурень, надо было хоть спросить, да нет, надо было ехать с ними, нельзя было оставлять их в такую минуту, ну, ладно, психовать не стоит, все равно бы не позволили, даже если б я и попросил, тем более, что я был очень доволен(что меня оставили в покое, я — трус, слизняк, да нет — хуже: тот хоть дергается, а я застыл на месте, и по суровости последнего высказывания можно судить, до чего дошел Жозе Анайсо, какой степени негодования против самого себя достиг он, и плохо только, что нам не дано знать, какое место занимала искренность в вихре этих противоречивых чувств и мыслей, а потому, как видно и как водится в жизни, благоразумней будет воздержаться от окончательных выводов, покамест не последует поступков. Сначала он пошел к управляющему спросить, не слышно ли чего о том, куда, хотя бы примерно, попали его товарищи, как называется, где помещается ведомство, которое могло ими заинтересоваться, но в ответ на все эти вопросы слышал лишь: Нет, сеньор, не знаю никого из этих сеньоров, никогда прежде не видал, ни наших, ни испанца из посольства, и когда прозвучало это слово, Жозе Анайсо вдруг озарило: Конечно, в посольство, в посольство надо бежать, там все знают наверняка, и тотчас же, поскольку озарения поодиночке не ходят, пришла другая блестящая мысль: И дать знать в газеты, репортеры моментально все разнюхают, выйдут на след исчезнувших.