Камера смертников
Шрифт:
За окнами кабинета продолжал жить своей обыденной жизнью завод – полз по узкоколейке чумазый паровозик, таща вагонетки с металлоломом, перекликались гудки, звенели краны, дымили печи, бубнила на стене точка радиотрансляции, по-комариному пища из черной бумажной тарелки репродуктора. Слегка прищурив глаза, глядел со стены на сидевших внизу товарищ Сталин, поблескивая стеклом большого портрета в широкой багетовой раме, и словно оценивал каждого по его делам, словам и поступкам.
«Вот почему она сказала: не стало бы вам самому хуже, – подумал Антон. – Старая заповедь – сын за отца не отвечает, –
– Такому ли я тебя учил? – глядя в пол, глухо спросил Кривошеин.
Первухин дернулся, как будто его ударили и, повернув к нему покрывшееся красными пятнами лицо, заорал:
– А что я могу?! Что?! Когда кругом давят?! За план отвечай, за рабочую силу отвечай, за бронь отвечай, за выявление врагов отвечай, за поставки отвечай... И еще ваши ориентировки, проверяй дела, а если проморгаешь, то что будет со мной?! Что?!
Сергей Иванович брезгливо поморщился и непослушными пальцами начал застегивать шинель.
Хозяин кабинета сник и, почти шепотом, сказал:
– Не держи меня за подлеца, Сергей Иваныч. Если распишешься, что под твою личную ответственность, пусть возвращается на работу.
– Где? – подошел к столу и взял ручку Кривошеин. – Где тебе расписаться?
Первухин шустро открыл сейф, достал тощие корочки дела и ткнул пальцем в листок, подшитый суровыми нитками к коркам:
– Тут.
– Испугался? За свой драгоценный зад испугался? А другие пускай расхлебывают? Ладно, похлебаем, еще и директор есть в генеральском звании, не только ты тут один такой умный сидишь...
– Не держи меня за подлеца, Сергей Иваныч. Если распишешься, что под твою личную ответственность, пусть возвращается на работу.
Сергей Иванович обмакнул перо в чернильницу и аккуратно расписался, быстро набросав несколько строк.
– Все? – уже от двери спросил он.
– Все, – запирая сейф, ответил довольный Первухин.
По лестнице спускались молча. Так же молча прошли к ожидавшей их машине, сели в нее. Когда выехали за ворота завода, Кривошеин достал очередную папиросу и, прикуривая, бросил:
– Теперь у нас с тобой один только выход – найти вражину как можно скорее. Этот подлец Петя сегодня же рапорт на нас обоих накатает. К вечеру, думаю, его мерзкое творение будет готово.
– Почему к вечеру? – не понял Антон.
– А до этого времени он на тебя данные соберет, – криво усмехнулся Сергей Иванович. – Может, съехать тебе от греха с этой квартиры?
– Ну нет, – насупился
– Встретят, – заверил Кривошеий. – Вот еду и думаю, когда Петька таким стал, а? Ведь из комсомола ко мне пришел, на эту должность я его сам рекомендовал. Выходит, не разобрался до конца в человеке. Или такие, как он, нами с тобой еще командовать сo временем начнут?
Антон не ответил. Он думал о том, что такие, как Первухин, уже давно командуют, только Сергей Иванович этого все еще не замечает или не желает замечать...
Все было, как всегда – обледенелый, грязный перрон, холод, ветер, люди с поклажей и постоянным голодным блеском в глазах, запах горячего металла, казалось, пропитавший насквозь этот город, сделавшийся неотъемлемой частью его воздуха, розоватое небо над далекими заводами, привычный шум вокзала.
От напарника он избавится на обратном пути в Москву, а потом быстренько уничтожит рацию и оружие. И пусть его на здоровье ищут те и другие, сколько влезет, к черту их всех!
Возбуждение, овладевшее Роминым, подстегивало, требовало действия. Буркнув напарнику, что он идет в город по делу, Ромин выскочил на перрон, торопливо пошел к вокзальному зданию, высматривая среди пассажиров знакомую фигуру в промасленном ватнике и больших серых валенках, с галошами из автомобильных покрышек. Ага, вот он, толчется около дверей туалета, делая вид, что ожидает своей очереди.
Проходя мимо, Ромин сделал ему знак следовать за собой, пробежал рысцой через полупустой зал ожидания и выскочил на площадь. В глаза ударило уже по-весеннему яркое, но еще не жаркое солнце, стало веселее, скачущие мысли немного успокоились, потекли ровнее, и задуманный план показался легко и просто осуществимым – надо только привести жертву к знакомому двору с проходным парадным, выводящим к запутанной системе деревянных помоек и сарайчиков, между которыми протоптаны узкие тропки.
Вроде бы нормально, но Ромин все же волновался – он решил начать сегодня, именно сегодня, не откладывая больше своих проблем на завтра, поэтому руки его слегка подрагивали, когда он прятал на груди пистолет. За пазухой ему казалось удобнее всего – сунуть руку, якобы за какой-то вещью, которую он должен передать связному, и вытащить вместо нее оружие, приставить к его груди и нажать на спусковой крючок. Патрон в стволе, предохранитель он сдвинет в самый последний момент перед выстрелом, должным освободить его хотя бы наполовину, потому что останется еще усатый напарник-скотина, проклятый идиот Скопин.
Весь секрет в том, что забор, огораживающий проходной двор, на первый взгляд целый, но если раздвинуть известные тебе доски и пролезть в отверстие, то попадешь в другой двор, столь же тесно застроенный всякой дребеденью, а оттуда, через заброшенный сарай без дверей, в следующий двор, откуда есть выход на улицу, ведущую к вокзалу.
Этот лабиринт Ромин обнаружил случайно и несколько раз прошел по нему – просто так, на всякий случай, еще не думая, как и зачем он сможет ему пригодиться. А вот и понадобился! Никогда и ничего даром не должно пропадать, умный человек все способен приладить к делу и попытаться извлечь для себя пользу.